Установка очередных табличек «Последнего адреса» в Перми дала старт большой поисковой экспедиции
Дом на Стиксе
«Сколько домов здесь было! Поперёк, по берегу речки, проходила ещё одна улица, и на ней – сады, сады… Конный двор был, кареты. Там, где мостик через Акуньку, раньше был пруд. Мы с мая месяца в нём купались!» – Людмила Сергеевна Власенко, коренная жительница Разгуляя, предпочитает речку Стикс называть старинным именем Акунька, хотя о мрачных тенях, населяющих берега родной и любимой с детства речки, она прекрасно знает.
Людмила Сергеевна – хозяйка дома на ул. Достоевского, 1, на заборе которого 2 июля появилась очередная табличка проекта «Последний адрес», – рассказывает легенды, которые до сих пор живут здесь, в окрестностях Егошихинского кладбища. Она с детства осознаёт, что её дом – забор в забор – примыкает к зданию следственного изолятора – бывшего тюремного замка, что стоит здесь с XVIII века. Помнит рассказы о том, что по ночам из тюремной больницы вывозили тела и хоронили в логу на окраине старинного кладбища. Правда это или вымысел, до сих пор не вполне понятно – нужны раскопки. Но то, что именно здесь установлен памятник жертвам политических репрессий 1930 – 50-х годов, она считает справедливым.
Когда в 2015 году начинался в Пермском крае проект «Последний адрес», Людмила Сергеевна охотно согласилась разместить на стене своего двора таблички в память о домохозяйке Виктории Эдуардовне Шабловой и её сыне Антоне Викентьевиче Шаблове, живших в 1930-е годы в доме по соседству. Сейчас, два года спустя, была установлена третья табличка – в память о портнихе Пелагее Терентьевне Шабловой.
Инициатором установки всех трёх табличек была москвичка Елена Тихонова, дальняя родственница семьи Шабловых. К сожалению, она не смогла снова прибыть на церемонию, но пришедшие сюда пермские историки и активисты «Мемориала» рассказали о судьбе Пелагеи Терентьевны. Она родилась в 1889 году в Санкт-Петербурге. По национальности – русская, социальное происхождение – из семьи «кустаря-портного» (так написано в архивно-следственном деле), образование – три класса начальной школы. В 1930-х годах жила в Перми, работала портнихой в магазине. Воспитывала сына.
В годы «Большого террора» аресты и необоснованные обвинения коснулись членов семьи Пелагеи Терентьевны. В один день, 26 сентября 1937 года арестовали свояченицу Викторию Эдуардовну и её сына Антона, которые жили по соседству. В один день, 12 октября, оба были осуждены по статье 58-6-11 (шпионаж, контрреволюционная и антисоветская деятельность) и приговорены к расстрелу. Приговор привели в исполнение также в один день – 23 октября 1937 года.
Спустя почти два месяца, 16 декабря 1937 года была арестована и Пелагея Терентьевна. Обвинение ей предъявлено по той же печально известной статье и ждал такой же суровый приговор – высшая мера наказания, расстрел. 7 февраля 1938 года приговор приведён в исполнение.
Лишь спустя пятьдесят с лишним лет, 16 июня 1989 года прокуратурой Пермской области Пелагея Терентьевна Шаблова была посмертно реабилитирована.
Её «вина» состояла лишь в родстве с Викторией Шабловой, литовкой по национальности, католичкой. В те годы это были люди из «группы риска»: их тысячами арестовывали в ходе «польского дела», или «дела о польских перебежчиках».
Шли за лучшей долей…
Как рассказал на церемонии установки таблички «Последнего адреса» историк Алексей Каменских, «польперебежчики» – это очень большая, в сотни тысяч, группа людей с общей печальной судьбой. «Польперебежчик» – технический термин, использовавшийся в эти годы следователями НКВД для обозначения тех бывших польских граждан разных национальностей, которые в 1920 – 1930-е годы по разным причинам бежали из Польши в Советский Союз, сидели в тюрьмах за нелегальный переход границы, а отсидев и отработав, получали советское гражданство. В 1937 – 1938 годах они были назначены польскими шпионами и практически полностью уничтожены.
Алексей Каменских, историк, кандидат философских наук:
– Чьей истории они принадлежат, кто о них помнит? Для поляков они – предатели, недостойные памятования; евреи помнят евреев, жертв Шоа; украинские и белорусские патриоты – борцов за национальную независимость; те, кто считает себя наследниками Советского Союза, привычно следуют старым схемам, в которых для «польперебежчиков» нет и не может быть места; есть домашняя, семейная память о репрессированных... «Польперебежчиков» не помнит почти никто: они, в основном, и семей создать не успели. Но эти люди жили здесь, ходили по этим улицам, студенты – сидели за партами вот в этих аудиториях... Кто должен их помнить? Вероятно, мы – те, кто живёт здесь сейчас.
Студенты сидели за партами… Следующие три таблички «Последнего адреса», установленные в тот же день, 2 июля, на стене дома № 1 по улице Пушкина в Перми, посвящены памяти о студентах. Все трое – Рувин Брауман, Евель Миклавский и Алексей Левчук – учились в сельскохозяйственном институте и погибли совсем молодыми, не оставив потомков. Поэтому заявителями на установку табличек стали не родственники жертв, а активные пермяки – Юлия Балабанова, Светлана Маковецкая и Юлия Баталина.
Рувин Брауман родился в небольшом польско-еврейском городке Свентианы в семье сапожника. Кроме Рувина, в семье было ещё четверо детей. В начале 1933 году Рувин вместе со старшим братом Михаилом и его женой решил бежать в СССР. Причину бегства на допросе в Перми в 1937 году он объясняет просто: «Был осведомлён моим другом…, что в СССР жить гораздо лучше, чем в Польше».
На советской стороне Брауманы были задержаны и этапом направлены в Минск, где три месяца просидели в тюрьме – видимо, сотрудники минского ОГПУ проводили проверки и допросы, а также ожидали, когда накопится достаточно большое число «польперебежчиков», чтоб отправить их по этапу в концентрационный лагерь, незадолго до этого созданный специально для них на территории бывшего Саровского монастыря. В Саровском лагере братья провели ещё пять месяцев. 2 ноября 1933 года они были высланы в Надеждинск (сейчас — Серов Свердловской области). Рувин пробыл там до 1935 года. В августе 1936 года он получил советское гражданство и переехал в Пермь, где в сентябре 1937 года поступил на первый курс пермского сельхозинститута.
Рувин Брауман был арестован в ночь с 1 на 2 октября вместе с соседом по комнате в студенческом общежитии – Евелем Миклавским. За два дня Брауман выдержал пять конвейерных допросов. Подробно рассказывал об обстоятельствах перехода границы, о своей жизни в Перми. Однако, несмотря на все старания следователей, не признал своей вины и не согласился оговорить кого-либо ещё. Рувин был приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян 23 октября 1937 года. Реабилитирован за отсутствием состава преступления в 1957 году.
Евель Миклавский родился и вырос в Белостоке, одном из крупнейших городов Второй Речи Посполитой, его отец владел мастерской по производству механических детских игрушек и лавкой при ней. Семья, судя по всему, отнюдь не бедствовала. Видимо, в кругу Евеля Миклавского социалистические идеи были весьма популярны: на допросе в 1937 году он говорит о многочисленных задержаниях польской контрразведкой – дифензивой – своих родственников и друзей, перечисляет родственников, живущих в Советском Союзе.
Евель и два его друга решили вместе бежать через границу, чтоб «лично убедиться в грандиозной стройке в СССР». Перешли границу, спросили у местной жительницы дорогу до пограничной заставы и добровольно передали себя в распоряжение советским властям. Они были отправлены в тюрьму в Минске и через несколько месяцев перевезены этапом в Саровский концентрационный лагерь. Оттуда Евель Миклавский был переправлен в один из лагерей ГУЛАГа в Надеждинске Свердловской области. Вероятней всего, именно там, в Надеждинске, он познакомился с Рувином Брауманом. В августе 1936 года Евель Миклавский получил советский паспорт, и 1937 году он – уже студент пермского сельхозинститута, живёт в общежитии в одной комнате с Рувином Брауманом. Оба были арестованы в ночь с 1 на 2 октября 1937 года.
Во время допроса Евель Миклавский согласился признать себя агентом польской разведки, однако не оговорил при этом никого другого. Через три недели, 23 октября 37 года, он был расстрелян вместе со многими другими жертвами польской операции — вероятней всего, под Екатеринбургом. Обоим «перебежчикам» было по 25 лет.
Алексей Левчук родился в 1907 году в Западной Беларуси, по национальности белорус. Был арестован 27 июля 1937 года – первым из тех, кто позднее оказался включён в «польскую операцию» в Перми. На момент ареста был студентом пермского сельскохозяйственного института и жил в общежитии на улице Луначарского, дом 3.
В 1919 году двенадцатилетний Алексей Левчук вместе с родителями переехал «из СССР» в Польшу. Там с января по август 1926 года состоял в «Белорусской селянской работницкой громаде» – национальной белорусской организации, недолгое время существовавшей во Второй Речи Посполитой; организация совмещала просветительскую работу с легальной борьбой за гражданские и политические права белорусской общины Польши. Громада просуществовала шесть месяцев; с приходом к власти Пилсудского организация была разгромлена и объявлена вне закона. Видимо, члены той ячейки громады, к которой принадлежал Алексей Левчук, продолжали собираться нелегально – Алексей был арестован и приговорен к аресту на 14 дней за участие в собраниях.
В первый раз он перешел польско-советскую границу после этого ареста – в конце 1926 года. Как он говорил потом на допросе в 1937 году, «цели у меня… никакой не было, а просто из Польши ушёл в виду тяжелого положения трудящихся». Был задержан на пограничной заставе, после двухдневного заключения за нелегальный переход границы отправлен обратно в Польшу.
В сентябре 1928 года Алексей Левчук оказался мобилизован в польскую армию. Воспользовавшись увольнением, в 1929 году решил дезертировать и повторить попытку бежать в Советский Союз: сел в Варшаве на поезд, частью по билету, частью «зайцем» проехал до станции Лунинец, оттуда перешел границу пешком. До приезда в Пермь Алексей Левчук жил в Ирбите, учится там на сельхоз-рабфаке. В Пермь приехал в августе 1936 года для поступления на учёбу в сельхозинститут.
В деле содержатся протоколы пяти допросов Алексея Левчука. Уже на одном из первых допросов ему предъявляются обвинения в работе на польскую разведку; чуть позже, когда сложилась легенда о действовавшей в Перми под прикрытием костёла польской националистической шпионско-диверсионной организации, пытались добиться признания о членстве в ней. Ни на одном из допросов Алексей Левчук не согласился ни признать собственную вину, ни оговорить других. Приговорен к высшей мере наказания; расстрелян 23 октября 1937 года. Реабилитирован за отсутствием состава преступления в 1957 году.
Дата установки всех четырёх табличек – 2 июля – выбрана не случайно. Именно в этот день 1937 года во все регионы СССР ушла подписанная Сталиным телеграмма: немедленно приступить к арестам и казням враждебных элементов, что и положило начало «Большому террору». Впоследствии Приказом НКВД №00485 от 25 августа 1937 года была запущена и так называемая «польская операция», которая продлилась до 15 ноября 1938 года. Исследователи называют её первым из советских репрессивных процессов, в котором репрессии осуществлялись не по политическому или социальному, как при раскулачивании или при уничтожении всех форм политической оппозиции, а по национальному признаку. В «польской операции» отрабатывались те методы, которые позднее были использованы по отношению к чеченцам, калмыкам, евреям, немцам, крымским татарам и другим репрессированным народам Советского Союза. По процентному отношению числа расстрелянных к общему числу арестованных в ходе операции (111 091 из 143 870 человек, то есть 77%) «польская операция» может быть признана одной из самых жестоких кампаний «Большого террора».
Строго на север
Установка табличек «Последнего адреса» 2 июля дала старт самой масштабной на сегодняшний день поисковой экспедиции этого всероссийского проекта в Пермском крае. Необычная мемориальская экспедиция объединила церемонии установок семи табличек проекта и была посвящена четырём темам, связанных с историей «Большого террора» 1937 – 1938 годов. Первая тема – уже упомянутое «Польское дело». Вторая тема – репрессии против интеллигенции.
Третья тема – репрессии против трудпоселенцев. Высланные в 1930 – 1933 годы в так называемые трудпосёлки «раскулаченные» крестьяне в 1937 – 1938 годах подвергались повторной репрессии, необоснованному обвинению в контрреволюционной подготовке восстания против советской власти, и суровому приговору: либо расстрелу, либо отправкой в исправительно-трудовые лагеря на 10 лет, где многих ожидала смерть от болезней или от голода.
Четвертая тема – репрессии против коми-пермяцких крестьян. Основной вид деятельности коми-пермяков до середины XX века – сельское хозяйство, крестьянский труд со своими традициями. Насильственные методы при создании колхозов в годы советской власти разрушали вековые традиции, разрушали семьи…
Маршрут экспедиции прошёл от Перми через Кудымкар в отдалённые посёлки Кочёвского и Гайнского районов. Участники экспедиции – волонтёры – не только устанавливали таблички «Последнего адреса», но и открывали выставки, встречались с местными жителями, записывали устные рассказы старожилов.