Сергей Пархоменко прикрепляет табличку
В Таганроге побывал и самолично повесил табличку проекта «Последний адрес» на стене дома в центре города один из основателей «Последнего адреса» — известный журналист Сергей Пархоменко. Из этого дома на Петровской, 37, в 1937 году был увезён Михаил Маркович Бондаренко. Михаил Бондаренко — пока единственное таганрогское имя в «Последнем адресе».
Проект «Последний адрес» возник по предложению группы московских и петербургских историков, правозащитников, гражданских активистов, литераторов. Цель проекта — увековечить память граждан, ставших жертвами государственного произвола в годы Советской власти. Результатом должна стать установка тысяч персональных знаков единого образца на фасадах домов, где жили жертвы репрессий. Основополагающий принцип проекта — «Одно имя, одна жизнь, один знак».
Учёные, дипломаты, дворники, кондукторы.... Просто люди
Мы — Сергей Пархоменко и автор этих строк — сидим в таганрогском дворе и пьём чай с предпринимателем Сергеем, по инициативе которого очередная табличка «Последнего адреса» впервые появится вне российских столиц. Восемь десятков памятных табличек с последними адресами жертв репрессий до сих пор были только в Москве и Питере. На месте таганрогских властей можно было бы и загордиться, но они почему-то не гордятся. Накануне приезда Пархоменко помогавший ему депутат Заксобрания Ростовской области от Таганрога Олег Кобяков получил из мэрии письмо с предложением отложить появление первой провинциальной таблички в связи с необходимостью пройти процедуру узаконения (подача заявления, рассмотрение его комиссией по присвоению наименований улицам, площадям и иным территориям проживания граждан, присвоению наименований муниципальным учреждениям и объектам, расположенным на территории Таганрога, и установке мемориальных досок). Поскольку комиссия по поводу таблички «Последнего адреса» не собиралась, церемонию предложено было перенести, что Пархоменко и его таганрогские соучастники и сделали.
Причём перенесли на день раньше объявленного срока, чтобы не втягивать депутата Кобякова в деяние, которое некоторые «холодные головы» с «горячими сердцами» могли счесть противоправным.
— Сегодня у вас в Таганроге вице-премьер Дворкович пребывает? Где он будет, на стадионе? Это далеко отсюда? — интересуется Пархоменко. Узнав, что далеко, констатирует: — Значит, все будут там, и до нас никому не будет дела. Делаем табличку сегодня!
Пока Сергей с дочерью готовят дрель и стремянку, Пархоменко объясняет корреспонденту donnews.ru, почему эту табличку нельзя считать мемориальной доской и, соответственно, для её вывешивания нужно только согласие жителей этого дома, а оно получено.
— Я хорошо помню, как в самом начале деятельности «Последнего адреса», когда московские чиновники с нами как бы сотрудничали, начальник отдела памятников и чего-то там ещё в московской мэрии нам сказал: не дай бог, чтобы кто-то подумал, что это мемориальная доска. Если это будет мемориальная доска — вы пропали, вы не согласуете этого никогда. Поэтому наша табличка, — поясняет Пархоменко, — это технический информационный знак, такой же, как табличка с телефонами ЖЭКа или фамилией участкового. Тот московский бюрократ, по существу, был прав: если задуматься, то мемориальная доска — это вещь, которая начинается с исключительности человека, которому она посвящена. А по поводу большинства фамилий на уже установленных табличках на вопрос «кто это?» следует ответ: «Никто! просто человек». И этого нам совершенно достаточно. Мы не будем доказывать, что он что-то изобрёл, написал, выиграл какое-то сражение или руководил большим заводом.
— На моем доме, — продолжает Пархоменко, — висит знак, посвящённый человеку, который жил в соседней квартире и был трамвайным кондуктором. Ну да, среди уже установленных знаков есть один знаменитый философ, есть нескольких заметных учёных и дипломатов. Таганрогский знак тоже не вполне типичен: Михаил Бондаренко не «простой человек» — он был партработником, даже вторым секретарём горкома. Но таких непростых всего несколько. А большинство — это обыкновенные рабочие, служащие, даже дворники. Просто люди...
Ну что, выходим! Пархоменко шутя договаривается с хозяйкой дома, что она в случае чего принесёт ему передачу и зубную щётку, и маленькая процессия выдвигается в сторону дома № 37 по Петровской улице. Именно отсюда в 1937 году, с этого адреса, ставшего в его жизни последним, был увезён Михаил Маркович Бондаренко — отец писателя, почётного гражданина Таганрога, покойного ныне Игоря Михайловича Бондаренко.
Накрапывает дождик. Дрель подключаем в расположенном рядом зоомагазине. Пархоменко залезает на стремянку. Редкие прохожие не обращают на нас внимания, лишь в самом конце подходит женщина средних лет и интересуется: а что это? почему такая маленькая табличка?
Собрав инструменты, установщики первого знака «Последнего адреса» в российской провинции идут обратно. Хвоста нет. Сергей Пархоменко рассказывает о своих ассоциациях по поводу Таганрога, в котором он впервые.
— Ну, Чехов, конечно. А вообще у Таганрога есть такая эмоциональная репутация — кому я ни сообщал, что еду в Таганрог, то все говорили — ой, симпатичный город, ужасно уютный и зелёный, человеческий такой… А теперь часть имиджа — близкая граница с Украиной. Когда видишь на дорожном знаке, сколько километров до Мариуполя, понимаешь, что приехал почти в зону военных действий…
А меж тем продолжаются небольшие военные действия местных чиновников и правоохранителей, открывших против проекта «Последний адрес» лёгкий фронт. Депутат Кобяков сообщает, что его ищет полиция, желая вручить некое официальное предостережение по поводу того, что готовящееся на завтра «общественное мероприятие» противоречит действующему законодательству.
— Ну вот и хорошо, что завтра перенесли на сегодня, — улыбается Пархоменко. — Что ж они так переживают-то?
«Крымнаш» против «Последнего адреса»
— Есть в правительстве Москвы такой человек — Леонид Печатников, заммэра по вопросам соцразвития, заслуженный врач. Зимой 2013 года мы проводили конференцию — больше 100 человек историков, журналистов, архивистов. Печатников прознал про нашу конференцию, сам позвонил и попросил, чтоб я приехал. Я имел с ним трёхчасовой разговор, чрезвычайно хороший. И он мне сказал: мы это сделаем, мы в Москве это устроим, я завтра соберу совещание. Собрали совещание, меня туда позвали, там собралась уйма каких-то чиновников. И тут Печатников повторил наш разговор накануне — слово в слово всё, что я ему рассказывал, но от своего собственного имени, будто это его идея, причём нисколько моего присутствия не смущаясь.
И была создана рабочая группа, которая несколько раз собиралась… пока не случился Крым. Абсолютно чётко: когда в конце февраля 2014 года произошёл «Крымнаш», все чиновники из рабочей группы исчезли. Бросились врассыпную. Телефоны перестали отвечать, эсэмэски перестали приходить, письма куда-то подевались, комиссия рассосалась, и не осталось никаких следов от неё.
— Может, они поняли, что с точки зрения нынешнего патриотизма ваша затея с этими «врагами народа»…
— У меня есть алиби: мы это начинали ещё до того, как патриотизм стал нынешним. До войны, грубо говоря. До того, как всплыла вся эта дешёвая патриотическая пена и начала всё заполнять.
— А почему всё это так повлияло на чиновников?
— По запаху... Понимаете, мы же все что-то чуем. Не всегда наше отношение к разным людям и событиям мы можем объяснить, но мы смотрим и понимаем: тут что-то не то, а вот это — правильное дело и надо рядом держаться. А бывает то же самое, но в обратную сторону.
— Может, чиновники опасаются, что в нашей стране такими табличками можно буквально завесить все дома?
— Возможно. Поэтому мы не стали начинать со знаменитого «Дома на набережной» в Москве. Если поместить на нём таблички с именами всех репрессированных, он превратится в «Дом из нержавейки». У нас другой принцип: табличка появляется тогда, когда за ней появляется живой человек, который захотел, чтобы эта табличка появилась. В одном московском доме, где дипломаты и торгпреды жили, только расстрелянных было 68 человек, а всего репрессированных — человек 250. А табличек на нём лишь семь. Потому что нашлось семь человек, которые инициировали вот эти семь табличек. Их не будет много. И не надо много, нет такой задачи.
И потом, есть европейский опыт. Ведь наш проект навеян мотивами «Камней преткновения», которые посвящены жертвам Холокоста. Жертв было шесть миллионов. А за 20 лет реализации европейского проекта «Камни преткновения» в 12 странах в 600 городах появилось 45 тысяч камней. Полпроцента. Почему столько? А столько было инициаторов — людей, которые захотели сделать это.
Главное — есть те, кто помнит. И думает
— Задача проекта не в том, чтобы развесить какие-то железки по стенам домов по всей стране. А в том, чтобы собрать вокруг этого сообщество людей, которые об этом думают, помнят, рассказывают своим детям, сами пытаются что-то выяснить. Считают частью своей жизни. Это гораздо важнее, чем эти железки. Я считаю, всё очень хорошо получилось: есть несколько десятков табличек в Москве, в Питере, одна в Таганроге. Через пару недель я поеду в Пермь. Думаю, дальше будет Тверь, потом Ярославль и два или три совсем маленьких городишки… Всё только начинается. Может, это ни к чему не придёт, может, не будет там ни одной таблички, потому что запретят. Но люди уже есть, которые чего-то хотят, пишут какие-то бумаги властям…
— Есть ли сигналы из Ростова-на-Дону?
— Пока нет. Но появление «Последнего адреса» в Ростове, я думаю, дело времени. Хотя это противоречит сегодняшней политической моде. Сегодняшняя мода другая: не надо людей собирать! не надо никаких сообществ! не нужно интересоваться историей! и вообще ничем интересоваться! Для чиновника, для охранителя это гораздо опаснее и тяжелее, чем смириться с какой-то «железкой». Он железку, может, и разрешил бы, а вот чтобы рядом ещё люди какие-то были — вот этого, пожалуйста, не надо!
— Что будет думать таганрожец, проходя мимо таблички, если, конечно, заметит её?
— Сначала с ним случится самое главное, что может случиться: он спросит, что это. Он остановится и присмотрится. Может, он пойдёт дальше и через минуту выкинет это из головы. А может, начнёт думать… Поэтому и был придуман образ маленькой таблички. Многие спрашивают: а что она у вас такая маленькая? почему маленькие буквы и плохо видно? почему так высоко висит? А именно потому, что это не должно быть прочитано из проезжающего автомобиля или на бегу. Должна быть проделана какая-то маленькая работа: человек должен остановиться, надеть очки, если плохо видит, вытянуть шею, встать на цыпочки… Возможно, в этот момент что-то важное с этим человеком должно происходить. Мы надеемся. Не со всеми, но с кем-то из этих людей. Точно так же сделаны «Камни преткновения»: надо наклониться или сесть на корточки, иначе плохо видно. И это очень правильно.
Как присоединиться к проекту?
— На сайте «Последний адрес» есть подробнейшие инструкции. Там есть кнопка «Я хочу поставить знак». Самое главное — запастись терпением. Потому что Сергей из Таганрога был одним из первых, в первой сотне из тех семисот, которые у нас сейчас есть. А тем, кто присылает заявки сегодня, надо, конечно, ждать своей очереди. Потому что производственные мощности проекта гораздо меньше, чем количество заявок.
— Кто вам помогает? За чей счёт банкет? Госдеп, как уже шипят некоторые?
— А там на сайте есть и раздел «Спонсоры». Конкретные фамилии конкретных людей. Некоторые не называют себя, это их право. Инициатор установки таблички жертвует 4 тысячи рублей. Всё это есть на сайте.
— Таблички — ручная работа?
— Естественно. Мы выбрали вариант архитектора Александра Бродского. Текст на табличках не гравируется, что можно было бы делать автоматически, а выбивается вручную.
А в это время у таблички…
