В Орле на доме №14 по улице Ленина в воскресенье будет установлена
памятная табличка с именем бывшего редактора «Орловской правды» Ивана
Милковского. Его и еще более двадцати руководителей и партийных
работников расстреляли в январе 1938 года. Впоследствии их всех
реабилитировали, но родственникам до сих пор не удалось узнать даже
место, где произошел расстрел. Память о человеке будет увековечена на
стене дома, где он жил, в рамках проекта «Последний адрес». «Орловские
новости» встретились с сыном редактора Сергеем Милковским и он
рассказал, как по крупицам собирал данные о безвинно убитом отце.
- Сергей Иванович, как относитесь к проекту «Последний адрес»?
- Я считаю, что о таких фактах, фактах политических репрессий, нужно рассказывать детям на уроках истории, чтобы они представляли, что творилось в стране перед войной. Это было очень тяжелое время. Причем я затрудняюсь сказать, что было для нашей семьи труднее – война или потеря главного кормильца. Мы пережили и войну, и оккупацию, но потеря отца – просто невосполнимое горе на всю жизнь. Об этом нужно рассказывать, чтобы люди помнили и ни в коем случае такое не повторялось. Отец мой, уходя, сказал: «Не беспокойся, правда восторжествует!» Вот она, правда, только когда пришла... Мы лишь сейчас вспоминаем людей, которые искренне были преданы делу партии. Мой отец до последнего верил в партию большевиков и все свои усилия в журналистской профессии отдавал Родине – это очень хорошо чувствуется в его материалах. Я специально ездил в библиотеки и изучал подшивки газет за период, когда отец работал редактором. Я понимаю, как он был отдан делу партии, - ведь он вступил в нее в 19 лет! Мальчишка, он только школу закончил, началась гражданская война и в 1920 году он вступил в партию. Бился за дело Ленина-Сталина. А я сейчас это второе имя просто не могу произносить. Мы в детстве произносили: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!». Только когда я начал изучать в архивах дело отца, понял, что это было за время…
- Когда вы начали восстанавливать историю своей семьи? Когда были рассекречены архивы НКВД?
- Был 1957 год. Прошла реабилитация. Отца и большинство других пострадавших реабилитировали. Военная коллегия Верховного суда провела реабилитацию, и это дало возможность узнать многое о деятельности коммунистической партии во главе с «товарищем Сталиным».
Хотел бы рассказать такой интересный момент, как устроена жизнь. Получив профессию проектировщика, я практически всю свою жизнь проработал в проектных институтах. Занимался проектированием различных зданий и сооружений. И оба проекта, за которые я был отмечен правительством, были так или иначе связаны с моим отцом. Первую премию я получил за участие в проектировании санаторного комплекса в Крыму. Сложность в проектировании здания состояла в том, что Крым — особая, сейсмически опасная зона. При проектировании надо заложить расчетную сейсмичность в 8 баллов, и эту науку надо знать в совершенстве, иначе здания могут просто сложиться при сильном землетрясении.
Отец после службы в армии в 1925 году получил бессрочный отпуск по болезни. У него обнаружили скоротечную чахотку, когда ему было 24 года, и он выехал в Крым на лечение. В Ялте он работал заведующим библиотекой, затем техническим сотрудником в Ялтинском горкоме партии.
И судьбе было угодно, чтобы я участвовал в проектировании и строительстве большого санаторно-курортного комплекса в Крыму в районе Фороса. Я был главным конструктором проекта и вместе с моими коллегами архитекторами был удостоен этой награды.
Вторую премию я получил за участие в проектировании здания областного драматического театра в Курске. Здание строилось в 1983 году к юбилею Курской битвы. Я был автором конструкций и считаю, что в архитектурном плане оно получилось очень интересным. Знакомясь с делом отца, я узнал, что мой отец в 1937 году участвовал в работе Курской областной конференции, проходившей в старом здании драмтеатра имени Пушкина. Когда мы построили новое, этот театр переехал в него. И я понял, что построил памятник своему отцу. Не только отцу, но и многим участникам той конференции, которые впоследствии были также репрессированы, как и мой отец.
- А сколько всего человек вместе с вашим отцом попало в «орловское дело»? Что это был за процесс?
- По всем областям страны проходила так называемая «сталинская чистка партии». Имеются в архивах многих областей. Я работал в Орловском архиве, изучал документы. Сделал копию с дела отца. По Орловской области было обозначено 22 человека. Надо было «вычистить» их. И орловское НКВД занималось подготовкой материалов. С тем, чтобы осудить. А списки были составлены заранее. Беды отца начались после критики в газете директора завода №5 Дандыкина. На бюро горкома редактору устроили разнос.
Наивный, он пытался отстоять право на критику.
Но после ареста директора шпагатной фабрики Маринина в связях с ним, «врагом народа», был обвинен и мой отец. 13 ноября 1937 года его исключили из партии. Потрясенный отец взялся за перо и написал в Центральный Комитет. Письмо ушло в Москву 15 ноября. А ровно через 10 дней, 25 ноября 1937 года, его арестовали.
В советские годы, кстати, я смог получить очень интересный документ. Я попросил копию приведения приговора в исполнение и мне дали список на 22 человека по Орловской области. Мне выдали копию, но в этом документе оставили только одну фамилию. Убрали фамилию, кто подписал документ и все остальные фамилии. Идет список: 1, 2, 3, 4… мой отец был под номером 13. С 57 года я занимался делами отца. Чуть позже я снова запросил этот документ. Тогда мне дали уже весь «расстрельный» список, но удалили фамилии тех, кто исполнял приговор. Я все равно узнал имена исполнителей. Например, исполнителем расстрела отца был лейтенант Ливенсон. Лейтенант госбезопасности орловского НКВД. Естественно, приговор в исполнение приводил не он один. Но ему было написано начальником НКВД Симновским: «Ливенсону лично к исполнению».
Мне удалось восстановить все, что произошло с отцом по материалам дела – там все-все документы, встречи, очные ставки, даже запрос коллегии суда характеристики на отца в вуз, где учился мой отец. Было заседание партийных организаций, обсуждение отца – все протоколы в деле имеются, по ним, как по крупицам, я воссоздал картину. Если публиковать все эти данные – получится огромный ворох документов. Поэтому хорошо, что будет хотя бы табличка, чтобы люди помнили.
Мой отец родом из Польши. По документам, в которых он осуждается, сказано, что он поляк. Хотя в раннем детстве с родителями они переехали в Белоруссию. И уже в наше время несколько газет из города Брест-Литовск узнали о моем отце и уже без моего участия – сами провели расследование и опубликовали статью в «Брестском курьере» о том, как его репрессировали.
- У вас остались воспоминания об отце?
- Да, хотя я был еще совсем маленький, но осталось в памяти, как 7 ноября отец вышел со мной и с сестрой на улицу Ленинскую и мы смотрели иллюминацию. Ниже типографии было много света, и он нас держал на руках с сестрой. Через неделю состоялось заседание в редакции, и отец был исключен из партии. А чуть ранее был уволен. Такая цепочка. Уволили с работы, исключили из партии и дальше Красноармейская улица. Централ.
- Вам известно место, где он похоронен?
- Я запрашивал в Орловском НКВД что-либо сообщить. Причину смерти, место захоронения. Мне ответил
и, что он репрессирован, а место захоронения за давностью лет установить невозможно.
Я на эту тему хотел бы посоветоваться с кем-нибудь, или через ваше СМИ хотел бы обратиться к коренным жителям: ведь в яме зарыт 21 человек. Наверняка, либо родственники рассказывали, может быть, живы еще очевидцы – очень надеюсь, что кто-нибудь откликнется и поможет найти место захоронения.
Сейчас известно лишь, что это Медведевский лес. А где именно… Наверняка, сохранились данные и в документах НКВД, которые до сих пор засекречены. Может быть, я доживу, когда их рассекретят. Вы поймите – мне просто хочется по-человечески людей похоронить. Ведь был расстрелян по выдуманному предлогу весь партийно-хозяйственный актив Орла. Было бы большое дело – найти место захоронения, но мне надо в Орел переехать жить, чтобы это закончить.
