Трагические события прошлого постепенно уходят в тень
© /Дмитрий Окунцев / Пермский "Мемориал"
Времена «Большого террора» – болезненная страница истории страны. Почти все знают о том, что тогда под каток репрессий попало немало людей. Но чем дальше те времена, тем больше становится тех, кто готов приуменьшить масштаб событий и оправдать их инициаторов.
В Пермском крае с 2015 года действует всероссийский проект «Последний адрес». На домах, где жили жертвы репрессий, появляются таблички с информацией о людях, годах жизни и гибели. Координатор проекта в нашем регионе Александр Чернышов рассказал корреспонденту «АиФ-Прикамье», почему так важно знать о том, кем они были и как закончили свою жизнь.
Простые люди
Марина Медведева, «АиФ-Прикамье»: Сколько пермяков погибло в годы «Большого террора»?
Александр Чернышов: 7474 человека. По архивным данным, именно столько жителей нынешнего Пермского края расстреляли с августа 1937 года по ноябрь 1938 года. Эта операция началась одновременно по всей стране. Для каждой области определили лимиты – то есть сколько людей необходимо было расстрелять или посадить. По инструкции НКВД тех, кто подлежал высшей мере, привозили в областной центр, которым тогда был Свердловск. Им зачитывали приговор и приводили его в исполнение. Ночью тела вывозили за 12 км от города. О месте захоронения узнал местный житель в 60-х г.г., но ему приказали молчать. Открылась эта тёмная страница истории позже, когда началось строительства трассы Пермь-Екатеринбург. Во время работ нашли останки, и тот самый местный житель всё рассказал. В середине 90-х годов на месте захоронения появился мемориальный комплекс. Сначала стихийный, а потом установили плиты с именами. Каждый год в мае туда из Перми отправляются два автобуса с потомками погибших. К сожалению, рядом нет большого указателя. Поэтому далеко не все, кто проезжает мимо, знает, что там находится.
Досье Александр Чернышов, научный сотрудник и член правления пермского «Мемориала». Род. в Перми в 1972 г. В 1994 г. окончил ПГИИК по специальности «Режиссёр театрализованных представлений». Работал в шк. №22 организатором внеклассной работы. В «Мемориале» — с 2002 г. Сотрудничал с музеем АНО «Пермь-36», специализировался на истории репрессий в Чердынском районе. |
— На самом деле среди жертв террора больше всего простых людей. Первая большая волна – это крестьяне. Известно, что треть всех раскулаченных крестьян – 600 тысяч человек – сослали на север Урала. Многих из них принял и наш регион.
В годы «Большого террора» – в 1937-38 годы – пострадали все слои населения: от рабочих до директоров заводов. Когда в НКВД издали приказ о планах, тех, кого нужно было репрессировать, разделили на категории. Первые три позиции касались «кулаков». В НКВД это так и называлось – «кулацкая» операция. Всех судили по одной статье – 58 УК РСФСР, как «врагов народа».
Одна из первых операций в августе 1937 года касалась национальной группы – поляков. По пермскому «польскому делу» проходил 41 человек. Их всех обвинили в шпионаже, большинство расстреляли. В то время у нас в городе была католическая община и многие из арестованных были прихожанами костёла. Однако не все арестованные были поляками. Некоторые просто общались с ксёндзом лично или по работе: по делу проходили, например, слесарь и садовод. Павел Вишнивецкий был электриком, а его супруга Алевтина работала машинисткой в редакции газеты «Звезда». После ареста мужа она приходила в НКВД, требовала его освободить. Потом арестовали и её за недонесение на супруга. А затем и вовсе обвинили в том, что она шпионка и организует польских женщин для борьбы с советской властью. Супругов позже расстреляли. Эта пара стала частью нашего проекта «Последний адрес».
"Мы установили памятные таблички на ул. Пушкина,11. На месте современной многоэтажки в 1937 году стоял небольшой дом, где жили супруги Вишневецкие".
Личный интерес
— Сколько таких табличек разместили в Пермском крае?
— В общей сложности 22, 12 из них – в Перми. 30 октября на здании ПГНИУ должны установить ещё один знак – очередному участнику «польского дела», Юлиану Шейко. Он был белорусом, родился на приграничной с Польшей территории. Его арестовали в числе студентов-поляков, которые учились в Перми. Молодой человек скончался в тюрьме через полтора месяца после ареста.
— Откуда у вас интерес к событиям тех лет?
— В моей семье от репрессий никто не пострадал. Толчком для меня послужило то, что моя бабушка не была расположена рассказывать о событиях прошлого. И я невольно задался вопросом, о чём же она молчит. Интерес возник, когда в 80-х года начали говорить о «большом терроре», а возможность изучать это время пристальнее появилась много лет спустя. По профессии я не историк, но мне всё же хотелось разобраться, что происходило в то время. Этот интерес привёл меня в экспедицию на север Пермского края, в Ныроб. Мы встречались с теми, кто пережил годы террора – бывшими трудармейцами, раскулаченными крестьянами, местными жителями. Многие из них тогда ещё были живы и могли рассказать о событиях 1930-1950-х годов. Мы не только общались с ними, но и изучали архивные документы.
"Тогда мне стало многое ясно. По своему опыту скажу, что история открывается тогда, когда её начинаешь изучать, обращаешься к архивным документам, общаешься с теми, кто это пережил".
Скрытый портрет
— Сейчас можно услышать разговоры, что просто так в 30-е в тюрьму не сажали, возникает тенденция к оправданию Сталина. Как вам кажется, почему?
— С одной стороны власти на местах, районные администрации, помогают в организации и проведении экспедиций к местам событий тех лет, о терроре рассказывают в кинофильмах, работают проекты вроде «Последнего адреса» и так далее. С другой, складывается впечатление, что эту тему стараются заретушировать, обелить, вывести на первый план другие события тех лет.
Как часть этой тенденции – появление баннера с изображением Сталина на гимназии №11. Знаю, что директор – уважаемый и разумный человек. Возможно, баннер – это как раз часть той самой тенденции, когда на первый план выдвигают другие события того времени (победа в Великой Отечественной войне, экономические успехи и так далее). А «тёмная сторона» оказывается за кадром. Тем временем, репрессии уходят в тень. Мне кажется, это происходит потому, что дух того времени отошёл в сторонку, но не ушёл окончательно.
Эти две тенденции – на осуждение и оправдание репрессий – идут параллельно. Скажу, что рано или поздно одна из них должна исчезнуть. То, что портрет всё-таки заклеили, говорит о том, что курс на обеление личности Сталина и оправдание террора пока в целом проигрывает.