Публикации Медиатека

Данные о репрессированных имеются в открытом доступе, и псковских «последних адресов» там предостаточно. Прокофьев, Куницкий, Уткин, Плотников-Бернат, Хрулев... всего лишь несколько имен из бесконечного списка. Кто-то должен помнить о людях, не вошедших в «большую тройку».

Французская газета "Le Monde" опубликовала статью о «Последнем адресе». Уважая редакционную политику издания, мы отказались от полного воспроизведения материала на нашем сайте. Публикуем небольшой фрагмент, а полная версия текста доступна по ссылке за скромную плату.

Трагическая биография Якова Бельского – это своего рода «зеркало эпохи». Установка мемориальной доски по этому адресу важна не только потому, что он был репрессирован и репрессирован незаконно. Это имя должно быть возвращено в историю советской литературы и журналистики.

Из историй «Последнего адреса».

Сын расстрелянного бригадного комиссара приехал к дому, где арестовали его отца. Там 10 декабря появилась табличка «Последнего адреса».
        

2 февраля в библиотеке им. Горького в Перми состоялась встреча с одним из инициаторов акции, известным общественным деятелем Сергеем Пархоменко.

Любыми методами нужно напоминать российскому народу про этот исторический период, бесчеловечность эпохи 1930-х годов, которая была построена «на костях, ненависти и предательстве».

Инициатор акции «Последний адрес» — о её идее, предыстории и смысле.

Сергей Пархоменко побывал в Перми и рассказал о проекте.

«Разумеется, никакой угрозы советской власти даже настоящие исповедники теософских воззрений в принципе не несли: это религиозно-философское течение никогда и нигде не ставило политических целей. И репрессировали их по этому признаку, вероятно, из удобства для следственных органов: есть устойчивая группа лиц, в основном «из бывших», регулярно собирающаяся на чаепития-посиделки без прямого разрешения властей».

Из истории, присланной на почту «Последнего адреса».

Если бы на дворе были 90-е или начало 2000-х, этот проект показался бы мне скучным и рутинным. Сегодня он выглядит совсем по-другому. Тогда я со скукой сказала бы: «Это – прошлое». Сейчас я с ужасом спрашиваю: «Это – будущее?».