Москва, Усачева ул., 29, стр. 7

По адресу Усачева, 29 находится комплекс зданий, построенных в 1928 году по проекту архитекторов А.И. Мешкова, Н.М. Молокова, Н.А. Щербакова, А.Н. Волкова и инженера Г.П. Масленникова.

Согласно базам «Мемориала», в разных корпусах этого комплекса зданий в 1930-х годах проживало 26 человек, ставших жертвами политических репрессий. В марте 2017 года мы установили на корпусе № 1 первую мемориальную табличку. В марте 2021 года здесь появились еще два памятных знака: один на корпусе № 1, другой на корпусе № 2. Сегодня мы повесили на корпусе № 7 четвертую табличку. Заявки на их установку подал политолог Алексей Макаркин. Он же подготовил для нас текст о репрессированном, который мы публикуем ниже.

Валентин Яковлевич Лившиц родился в 1924 году. Его мать, профессор Софья Евсеевна Копелянская, окончила юридический факультет Петроградского университета, занималась проблемами детского права и опеки, вопросами профилактики детской преступности и беспризорности, руководила отделением социально-правовой помощи в Государственным институте охраны материнства и младенчества (ГНИОММ).

Валентин Лившиц был учеником профессора Михаила Соломоновича Строговича (после ареста Лившица его наставника подвергли строгому партийному взысканию за воспитание «врага народа»). Известный российский юрист и публицист, тоже ученик Строговича Аркадий Иосифович Ваксберг вспоминал, что учителя считали Лившица «будущим корифеем правовой науки».

За несколько лет своей научной деятельности Лившиц успел сделать немало. Блестяще окончив аспирантуру в Институте государства и права, он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Принцип непосредственности в советском уголовном процессе» и в 1949 году опубликовал одноименную книгу. Издание монографии автора, которому только что исполнилось 25 лет, было редким явлением, свидетельствовавшим о незаурядности его работы. Спустя много лет профессор Валерий Михайлович Савицкий, тоже ученик Строговича, вспомнит об этой книге и назовет ее талантливой.

Лившиц был также автором ряда статей, в том числе «Вопрос о сокращении судебного следствия в уголовном процессе», «К вопросу о понятии эвентуального умысла», «Правоотношения и процессуальная деятельность в советском уголовном процессе», «Проблема оценки доказательств в кассационной инстанции». Можно только представить, какой вклад в юридическую науку мог бы внести этот человек, если бы его жизнь не оборвалась в феврале 1953-го.

Становление Лившица как юриста пришлось на годы борьбы с космополитизмом. Возможно поэтому он не был оставлен в штате Института государства и права, а получил более чем скромное назначение в филиал Всесоюзного заочного юридического института в город Горький. Но часть времени он проводил в Москве, где у него оставалась квартира в составе жилого комплекса «Усачевка».

3 октября 1952 года Валентин Лившиц был арестован по обвинению в «контрреволюционной и террористической деятельности» (ему инкриминировали подготовку покушения на Сталина). Следствие было недолгим. Уже 27 декабря 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к смертной казни. Невеста Лившица, которую вызвали на процесс в качестве свидетеля, рассказывала, что он был совершенно седой (а ведь ему не было и тридцати лет), а его опухшее лицо было похоже на запудренную маску.

Аркадий Ваксберг вспоминал, что мать Лившица была знакома с Андреем Вышинским, который называл ее Зосей. В новогоднюю ночь мать Ваксберга – известная московская адвокатесса – и ее коллега Дора Владимировна Горвиц подготовили от имени Софьи Копелянской телеграмму Вышинскому (он занимал пост министра иностранных дел) с просьбой спасти Валентина. Ваксберг, тогда молодой человек, только что окончивший университет, отправил эту телеграмму: «Не было никакой надежды! – вспоминал он. - Ведь обвинялся Валя ни много ни мало в покушении на товарища Сталина: собрался он вроде бы убить вождя, когда тот по Арбату поедет на дачу. Затащить на крышу здания, где теперь ресторан «Прага», станковый пулемет и дать очередь по машине… Ну мог ли Вышинский, сам ожидавший в любую минуту стать шпионом и террористом, подать голос?.. Ответа Зося не получила. Молчание Вышинского и было его ответом».

6 февраля 1953 года Валентин Лившиц был расстрелян. Ему было 29 лет.

Расстрел Лившица был среди последних перед смертью Сталина, от родных его казнь скрывали. Когда в апреле 1953 года освободили врачей, обвинявшихся в заговоре и терроре, Софья Копелянская добилась приема у одного из руководителей МВД. Тот сказал ей, что ее сын жив и дело будет пересмотрено. Потом сообщили, что он покончил с собой в тюрьме. Только через три года родные и близкие узнали, что он был расстрелян. А 15 октября 1959 года Валентин Лившиц был реабилитирован.

Дело Лившица показательно тем, что известно имя провокатора. В «Записках адвоката» Дины Каминской говорится, что им был сотрудник Института государства и права Серафим Покровский. В этих же воспоминаниях приводятся и некоторые другие подробности дела Лившица (автор называет его Лифшицем):

«Действительные обстоятельства Валиного дела мы узнали лишь три года спустя – после XX съезда партии – от московского адвоката Г., который вел дело о посмертной Валиной реабилитации. От него мы узнали и о роли, которую сыграл в нем Серафим Покровский.

Мы узнали, что Валина невеста Настя давала совершенно безупречные показания, а единственным свидетелем обвинения был Серафим Покровский. Узнали, что на его показаниях основывалось страшное обвинение в покушении на террористический акт на Сталина. Покровский утверждал, что в разговорах с ним Валя желал Сталину скорейшей смерти. (Этого в те годы было совершенно достаточно, чтобы осудить человека за покушение на террористический акт.)

Но это было не самым страшным из того, что мы узнали о роли Серафима в Валиной судьбе. Покровский, оказывается, был не просто доносчиком, предавшим доверившегося друга, но и провокатором, сфабриковавшим по заданию КГБ фальшивые доказательства.

Г. рассказал нам, что в Валином деле фигурировало письмо в ЦК КПСС, напечатанное на его пишущей машинке. Содержание этого письма было квалифицировано обвинением и судом как резко антисоветское. Но в то время, когда дело готовилось к пересмотру для Валиной посмертной реабилитации и когда адвокат Г. с этим делом знакомился, было бесспорно установлено, что автором этого письма и тем, кто его на Валиной машинке отпечатал, был Серафим Покровский. Оставаясь один в Валиной квартире, он отпечатал это письмо и отправил его в ЦК…

Я не знаю, сколько загубленных жизней на счету Покровского. Но думаю, что не он выбрал Валю в качестве жертвы. Ведь, как это ни покажется чудовищным, Покровский был привязан к Вале. Но в период кампании борьбы с космополитизмом органы государственной безопасности готовили несколько крупных антиеврейских дел. Одним из них было дело врачей-убийц, о котором я уже рассказывала, а другим – дело юристов-вредителей. Роль провокатора по этому делу была поручена Серафиму Александровичу Покровскому.

Валентин Лифшиц пал первой и единственной жертвой этой провокации. Выбор пал на него как на самого близкого Серафиму человека, что облегчало возможность создания фальсифицированных против него доказательств. Но главной причиной явилось то, что он был любимым учеником двух крупнейших советских ученых в области права, членов-корреспондентов Академии наук Арона Трайнина и Михаила Строговича. Именно они должны были стать главными обвиняемыми, именно против них требовали от Вали показаний.

Каким высоким мужеством, какой честью и благородством должен был обладать Валя, чтобы выдержать все пытки и не назвать ни одного имени, не оговорить ни одного человека».

Церемония установки таблички "Последнего адреса": фото, видео