В этом доме на втором этаже находится музей-квартира грузинского поэта Тициана Табидзе, которому сегодня наши коллеги из проекта «Последний адрес. Грузия» („უკანასკნელი მისამართი საქართველო“ «Уканаскнели мисамарти – сакартвело») установили памятный знак.
Тициан Юстинович Табидзе родился, по официальным данным, в 1895 году в селе Чквиши Кутаисской губернии в семье сельского священника, хотя в автобиографии поэт приводит другое место рождения: деревню Шуамта, близ Орпири, что в Западной Грузии. «Самые причудливые пейзажи окружали меня с раннего детства. Особенно я помню закаты в долине Риона, когда дневное светило опускалось в горящем пурпуре в Палеостомское озеро, охватывая пожаром полнеба над морем», - вспоминал родные места Тициан Табидзе.
Первоначальное образование мальчик получил в основанной его отцом приходской школе: «Я не помню, как научился грамоте. Четырехлетним уже посещал школу в нашем доме и легко разбирался в азбуке, на радость моей матери Елизаветы Окропировны, замечательной и трудолюбивой женщины, которая и воспитала нас, детей, когда мы рано лишились отца».
В 1905 году он поступил в Кутаисскую гимназию, в которой учился и будущий поэт Владимир Маяковский. Жил Тициан на квартире преподавателя Ав. Сулаквелидзе: «Это была штаб-квартира революции: сыновья и дочери моего скромного учителя были главарями движения, и я обычно спал на кровати с винтовками под матрацем и как бы заведовал складом листовок, печатавшихся тогда в бесчисленном количестве. В этом доме я познакомился почти со всеми выдающимися деятелями первой революции – многие из них были активными участникам Октября», - продолжает свой рассказ поэт.
Первые стихи и переводы русских и французских поэтов на грузинский язык, в том числе Александра Блока, Валерия Брюсова, Федора Сологуба, Иннокентия Аненского, «Легенду о великом инквизиторе» Ф.М. Достоевского, Табидзе опубликовал, когда еще учился в гимназии. «Как обычно тогда, грузинский язык был в загоне, в неделю раз всего один, пятый или шестой урок, но у нас расцветали подпольные литературные кружки, где с успехом шло изучение родной речи; мне особенно помогало, что в детстве почти наизусть знал грузинскую библию и общался в деревне с трудовым народом», - пишет в автобиографии Табидзе.
В 1913 году Тициан уехал в Москву и поступил в Московский Императорский университет на историко-филологическое отделение философского факультета.
«Московский университет я застал после разгрома университетской автономии министром просвещения Кассо; лучшие профессора оставили наш университет, и понятно, что наше сознание двоилось, и мы предпочитали слушать лекции опальных тогда профессоров А. Мануилова, Мензбира и др. При этом я проходил курсы некоторых профессоров Лазаревского Института Восточных языков и академика Н.Я. Марра, которого до сих пор считаю не только величайшим лингвистом, но и основоположником грузинского научного литературоведения», - вспоминал он.
В 1915 году Табидзе вместе с другими молодыми грузинскими поэтами, обосновавшимися в Москве, создал школу поэтов-символистов «Голубые Роги». Вот как он описывает тот период своего творчества: «Мне пришлось написать два манифеста для журнала, называемого также «Голубые Роги», и целый ряд лет редактировать газету «Баррикады». В манифесте обобщался опыт французского и русского символизма, а с другой стороны, здесь нашло отражение и то, что символизм из революционной когда-то школы превратился в академическую, и футуризм начинает завоевывать подступы к литературе. Эта двойственность не могла не вызвать двойственность сознания».
Вернувшись в Грузию весной 1917 года, Табидзе с головой погрузился в атмосферу грузинской поэзии. Вот как он вспоминал первые годы, проведенные на родине после возвращения из Москвы: «Нас, как и русских футуристов, спасла Октябрьская революция, совершенно перестроив всю нашу жизнь в перестройке и изменив сущность поэзии. Три года от Октября до советизации Грузии, близость с друзьями из молодых большевиков, работников грузинского подполья, внесли некоторую трезвость в сознание, но этого было недостаточно для нашей перестройки <…> С первых же дней советизации Грузии начинается перестройка рядов грузинской литературы. Политическим декларациям не всегда отвечала художественная продукция, – нелегко было освободиться от пережитков буржуазного искусства и ложно понятой национальной природы».
В 1920 году Тициан Табидзе женился на своей давнишней знакомой Нине Макашвили, дочери кахетинского князя. Тогда же они поселились в доме 18 на улице Грибоедова, квартиру в которой молодоженам подарили родственники Нины. В 1922 году у них родилась дочь Нита.
В доме поэта проходили литературные вечера с участием Есенина, Пастернака, Мандельштама, Андрея Белого. С Пастернаком Табидзе связывала близкая дружба, зародившаяся в 1931 году.
В начале 1937 года в Москве и Ленинграде с большим успехом прошли творческие вечера Тициана Табидзе. Но этот год стал для поэта роковым.
Тучи над ним сгустились после того, как осенью 1937 года Лаврентий Берия потребовал от поэта подписать письмо о том, что его друг, поэт Паоло Яшвили, является иностранным агентом. Вот как описывает это исследовательница жизни и творчества Тициана Табидзе в Г.М. Цурикова в книге «Тициан Табидзе: жизнь и поэзия»: «Восемнадцать человек писателей к себе вызвал Берия. Сидел в отдалении. Начал полушутя. Мол, не думал, что писателей так много. <…> Говорил о разоблачении ряда лиц, обвиняемых в шпионаже: к известным уже именам прибавились новые – Михаил Джавахишвили и Николай Мицишвили, а также застрелившийся недавно под страхом разоблачения Паоло Яшвили. Рассказывая об этом, Берия распалился и к концу речи стал кричать на сидевших перед ним писателей. <…> Берия спросил: где Тициан Табидзе? Он потребовал, чтобы Табидзе сказал, что он думает по поводу Паоло Яшвили. Тициан сильно побледнел, пот выступил на его широком лице. Он сказал, стараясь сдерживать дрожь в голосе, что ему ничего не известно. Тогда Берия зачитал показания арестованных писателей, в которых приводились факты, подтверждающие преступность П. Яшвили. Тициан повторил, что ничего не знает об этом, даже ничего не слыхал. Тогда Берия грубо ему заявил, чтобы он пошел сейчас же домой и посоветовался с женой: «У тебя умная жена, она тобой вертит. Поговори с ней. Как она скажет, так и поступай». Тициан упрямо твердил: «При чем тут моя жена? Она сама по себе, а я сам…». Берия повторил уже насмешливо: «Иди и посоветуйся с женой…». Тициан ушел. Он был бледен и весь мокрый от пота».
Через несколько дней поэта исключили из Союза писателей, а 9 октября 1937 года его арестовали.
«В один из последних дней он позвал меня в свою комнату, - вспоминала дочь Табидзе Нита. – Он уже все время ходил расстроенный, хмурый. Я вошла – он еще не вставал, был в постели, посадил меня рядом. И вот он мне говорит: «Ниточка, очень трудно тебе будет жить. Я не хочу, чтобы ты не знала. Ты ведь понимаешь, что сейчас происходит. Может быть, исчезнем и я, и мама. Ты останешься совсем одна, с бабушкой. Будет очень много лишений, но я очень хочу, чтобы ты это поняла. Что бы в жизни с человеком ни случилось, ничто не сравнится с той болью, которую может дать стыд за своих родных. Ты знай, что тебе за родителей никогда краснеть не придется, мы были честные, порядочные люди, и ты всегда сможешь родителями гордиться. Я мог бы тебя спасти от беды, и мы бы жили очень хорошо, но тебе пришлось бы меня стыдиться, пришлось бы стыдиться своего благополучия… В жизни никогда ничего не надо делать вопреки своей совести…». Я расплакалась, и мама увела меня».
Табидзе предъявили сразу несколько обвинений в том, что он якобы «являлся активным членом национал-фашистской организации в Грузии», «проводил вредительскую работу на фронте литературы и искусства», «вел шпионско-разведывательную работу в пользу французской разведки».
15 декабря 1937 года поэта приговорили к высшей мере наказания с конфискацией имущества и расстреляли в ночь на 16 декабря 1937 года.
Тициан Юстинович Табидзе был реабилитирован посмертно в 1954 году.
Его жена Нина Табидзе скончалась в 1964 году.
В Тбилиси есть памятник поэту возле базилики Анчисхати. Его именем названа улица в Тбилиси, школа в Кварели, его имя есть на мемориальной стене в Пантеоне на горе Мтацминда среди имен жертв Большого террора; в квартире, где он жил с семьей, открыт музей.
Все кончится. Всему придет конец.
И не останется на свете очевидца,
Который описал бы наши лица
В тот час, когда срывали с нас венец
Любви, что не смогла осуществиться.
Кто станет вспоминать, как жили мы?
Как мы любили — вспомнят ли об этом?
Но для того, чтоб вырвать нас у тьмы,
Воображенье мучает поэтов.
Надгробьем нашим станет нам Сонет.
Он воскресит и озарит слезами
Все, что для вас давно сошло на нет,
Но живо трепетало между нами.
А под конец попросит он Творца —
В бездушных буднях и бессрочных битвах
Поэтов беззащитные сердца
Не обходить в живых Своих молитвах.
Октябрь 1915 года, перевод Н. Соколовской
Церемония установки таблички "Последнего адреса": фото, видео
