Дом № 52 по 4-му проспекту Новогиреева, в котором жил Юрий Михайлович Котюхов, не сохранился: в 1960 году, когда поселок вошел в состав Москвы, почти все старые постройки снесли и возвели на их месте новый район. На месте дома выстроили современное здание.
Однако в начале ХХ века Новогиреево было модным и престижным местом, где покупали дачи поэты и художники, работавшие в Москве иностранцы. Из-за этого поселок долгое время даже называли «немецким». Благоустроенный дачный поселок был возведен здесь в начале XX века. Поселок строился по плану, в нем заранее были проложены проспекты с освещением, возведены водонапорная башня и электростанция, протянута телефонная линия. Владелец территории А.И. Торлецкий подрядил фирму инженера Гейслера, которая в короткие сроки предлагала построить на участке любой дом и позволяла оплату в рассрочку. Неудивительно, что участки раскупили стремительно и Новогиреево стало едва ли не самым комфортабельным подмосковным городком: даже в Москве в это время ванная в доме была редкостью, а в Новогиреево – обычным делом. Кроме всего прочего по поселку (от железнодорожной платформы) ходила конка, со временем планировалось провести трамвайную линию чуть ли не до центра Москвы.
После 1917 года дачи были национализированы и превращены в коммунальные квартиры, в одном из домов и снимала жилье семья Котюховых, в начале 1920-х перебравшаяся в Москву из Тамбова. Юрий Михайлович Котюхов был арестован в рамках состряпанного группового «дела» о фашистской организации, главарем которой был назван муж его старшей сестры Елизаветы Юрий Борисович Шмаров, часто гостивший в Новогиреево у родственников. Многие их «подельники» тоже жили в поселке Новогиреево.
Сегодня здесь мы установили табличку в память Ю.М. Котюхова. Заявку подала его двоюродная внучка Алина Тукалло (Ю.М. Котюхов был братом ее бабушки Елизаветы Михайловны Шмаровой). Текст о нем написал его племянник Сергей Викторович Котюков (он пишет свою фамилию через «к»), который мы приводим ниже.
Юрий Михайлович Котюхов родился в 1907 году в Каменец-Подольске в семье действительного статского советника Михаила Васильевича Котюхова и его жены Елены Германовны Прокопе. В семье было пятеро детей. Юрочка, как все звали его в детстве, рос очень смышленым и живым ребенком. Ни минуты он не мог посидеть спокойно, живой как ртуть, говорила про него сестра Таля (Наталья). При этом он хорошо успевал в реальном училище, хорошо знал немецкий, английский и немного шведский, так как летом на каникулы ездил отдыхать к шведской родне (отец Елены Германовны был обрусевшим шведом). Как многие мальчишки, Юра рано начал играть в войну, а когда в 1914 году началась настоящая война, он твердо решил бежать на фронт. Подговорил сестру Лёлю (Елену), они собрали продукты, все карманные деньги и двинулись в путь. Хорошо, что домашние вовремя спохватились, и в трех километрах от семейной усадьбы Горки их поймали. Хорошо, что в тот день дома не было папы, но маме они обещали больше не убегать.
С началом революции и Гражданской войны для всех наступили трудные времена. Не миновали они и семью Котюховых. В 1920 году отец, Михаил Васильевич, отправился на Украину к новому месту работы и взял с собой Юру и дочь Елену, но по дороге подхватил тиф и довольно быстро скончался. Похоронили его в маленьком незнакомом городке Лубны. Лёля с приехавшей мамой отправились домой, а Юра уговорил красногвардейцев стоявшего в Лубнах авиапоезда (авиапоездами во время Гражданской войны называли мастерские на колесах, которые занимались ремонтом авиационных моторов в полевых условия. - прим. ред.) взять его с собой в теплушку. Им понравился шустрый паренек, и очень скоро он оказался на положении «сына полка». Его поставили на довольствие, экипировали как красногвардейца. Так Юрий впервые столкнулся с моторами и авиацией и заболел ею на всю свою недолгую жизнь.
По приезде в Москву он поменял несколько рабочих мест, но все они были так или иначе связаны с моторами. В 1927 году приятель Юрия Шура Кузнецов, такой же фанат авиации, предложил ему работу в Центральном аэрогидродинамическом институте им. Н.Е. Жуковского (ЦАГИ), где сам уже работал. А Юра только об этом и мечтал. Два года он трудился техником, а потом его заметил А.Н. Туполев и предложил ему работу инженера по актуальному тогда направлению «аэросани». (Хотя образования на тот момент у Юры было всего два класса реального училища.) Аэросани планировали использовать в зимнее время для связи Сахалина, где только открыли месторождения нефти и газа, с материком через Татарский пролив. После окончания испытаний машины Туполев вызвал Юру и предложил ему поехать на учебу в Саратов, куда недавно был переведен 1-й московский авиационный техникум, где Юра и учился до самого своего ареста (в провинции получить образование дворянину-лишенцу было проще).
Закончить обучение ему не дали: 22 апреля 1933 года его арестовали, а на следующий день арестовали и младшего брата Виктора (моего отца), которому едва исполнилось 18 лет.
Но аресты в семье начались раньше: 17 апреля забрали Юрия Борисовича Шмарова, мужа старшей сестры Юрия Елизаветы. И Юрий уже ожидал, что за ним придут, поэтому сжег все бумаги, касающиеся моторов, оставшиеся у него со времен работы в ЦАГИ. Ожидания его не обманули, в 12 ночи пришли двое НКВДшников с понятыми. Первым делом они спросили, есть ли оружие, и Юра отдал пистолет, оставшийся у него со времен Сахалина. До утра шел обыск. Юрий во время обыска был спокоен, а Виктора начала бить нервная дрожь. Но на следующую ночь, когда пришли уже за ним, он тоже был спокоен. Мама стояла рядом, и он запомнил, какой она была тогда, как достойно держалась, только глаза говорили, что она чувствовала, когда уводили в тюрьму ее второго сына.
Обвинение было предъявлено такое: все они якобы состояли в контрреволюционной фашистской организации, насчитывавшей более 30 человек, у которой была своя ячейка в поселке Новогиреево. Главным организатором был назван Юрий Шмаров, а наш Юра якобы возглавлял молодежное подразделение – а все потому, что у него был пистолет. По версии следствия, Юрка, как летчик, должен был на первомайском параде сбросить бомбу на мавзолей и убить Сталина.
Дело было групповое, по нему арестовали 17 человек, причем в основном по классовому признаку и по месту жительства: многие арестованные были детьми дворян и купцов и жили в Новогиреево. Юра на прощальном свидании сказал сестре Елизавете, что это была даже не классовая борьба, а самая настоящая классовая месть, все они были дети «преступных» родителей и на допросах то и дело слышали в свой адрес – «недорезанные помещики». Тем не менее времена были еще «вегетарианские», и «организаторам» дали по пять лет лагерей, а простым «членам» по два-три года.
Для отбывания срока братьев отправили в Ухтинско-Печорский исправительно-трудовой лагерь (Ухтпечлаг), в город Усть-Цильму, где была центральная авиабаза ОГПУ. Им повезло, что руководил лагерной авиацией летчик с дореволюционным стажем в морской авиации Лев Владиславович Ковалевский, гуманный и благородный человек. В тот же лагерь отправили и Ю.Б. Шмарова.
По прибытии и после короткого доклада Юра был назначен бортмехаником на «Юнкерс Ю-13», а Виктора отправили в моторную мастерскую слесарем. Благодаря хорошему отношению, а может быть, из-за того, что в начале 1930-х годов упор в ОГПУ делался не на жестокости, а на выполнении производственных заданий, этот период жизни, хотя и связанный с лишением свободы и многими унижениями, как говорил отец, не остался черным пятном в памяти. Такая причуда судьбы. А еще он всегда чувствовал за спиной поддержку старшего брата, и в работе, и в редкие минуты отдыха. Весельчак и балагур, с большим чувством юмора, Юра был к тому же очень музыкален: он замечательно пел под гитару, мог отбить чечетку, сплясать цыганочку с выходом или матросское «яблочко», был желанным человеком в любой компании, а в трудной обстановке шуткой мог поднять настроение и разрядить атмосферу.
Но вот наступил этот самый черный день в нашей семье. 22 марта 1935 года Юрин Ю-13 вылетел в Чибью, но из-за пурги потерпел катастрофу – свалился в штопор и при ударе о землю загорелся, так что хоронить погибших пришлось не открывая крышек гробов, поскольку тела были обуглены. Его гибель на авиабазе переживали очень остро. Я уже не говорю о том, как переживали домашние. Об это ярко написано в «Воспоминаниях» его любимой сестры Лили – Елизаветы Михайловны Шмаровой-Котюховой.
Виктор освободился из лагеря в 1934 году, Юрий Борисович Шмаров – в феврале 1937 года.
Юрия Михайловича Котюхова (и всех его подельников) реабилитировали в 1957 году. Проверкой было установлено, что «никаких фактов антисоветских проявлений со стороны кого-либо из осужденных по делу лиц» не обнаружено и посему обвинение в антисоветской деятельности можно считать недоказанным. Кроме того, принимавшие участие в следствии сотрудники ОГПУ Якубович и Радзивилович в дальнейшем были осуждены за фальсификацию следственных дел и приговорены к высшей мере наказания.
Архивные фотографии и документы следственного дела
Церемония установки таблички «Последнего адреса»: фото, видео
