Дом № 3 в Малом Демидовском переулке, проходящем от Гороховского переулка до улицы Казакова, был построен в 1927 году по проекту известного московского архитектора Георгия Олтаржевского. Это был кооперативный дом, и одним из его застройщиков был юрист-экономист, специалист по кооперации Роман Семенович Кригсгабер. После сдачи дома он поселился в квартире № 15 на втором этаже. Этот адрес стал последним в его жизни. Сегодня в память о нем мы установили на этом доме табличку «Последнего адреса».
К церемонии установки его дочь Майя Романовна, которой на момент ареста отца был всего год, написала нам о нем. Выдержки из ее письма мы приводим в тексте ниже.
Роман Семенович Кригсгабер родился 1888 году в городе Проскурове, уездном городе Подольской губернии. В 1954 году город был переименован в Хмельницкий, и сейчас это областной центр на западе Украины.
«Мой дедушка Семен Рувимович и бабушка Анна Григорьевна относились к мещанскому сословию, имели магазин. Своим детям, Роману и двум дочерям – Марии (1882 г.р.) и Софии (1886 г.р.), – старались дать наилучшее образование, – пишет Майя Романовна. – Девочки окончили гимназию в Житомире (Мария с золотой, София с большой серебряной медалями), Роман учился в гимназии в Каменец-Подольске, а окончил – в Петербурге (с серебряной медалью). Затем Мария училась в Швейцарии и стала врачом, а София окончила театральную школу в Одессе и имела успешную карьеру как драматическая актриса и исполнительница народных песен. Роман хотел поступить в Петербургский университет, но не попал из-за процентной нормы. Как медалист он был приглашен в Демидовский юридический лицей в Ярославле, программа которого соответствовала программе Московского университета».
По свидетельству самого Романа Кригсгабера, в годы Первой русской революции он бывал в Одессе, где в эти же годы жила и училась актерскому мастерству его старшая сестра София, впоследствии под фамилией Троян, полученной после замужества, игравшая в Камерном и других московских театрах.
«Наверно, надо сказать об участии Романа и его сестер в событиях 1905-1906 годов. София и Мария принимали участие в революционной агитации и организации забастовок в Проскурове, а также в хранении оружия и распространении нелегальной литературы, – продолжает свой рассказ Майя Романовна. – София сидела в тюрьме за свою работу, затем смогла уехать в Швейцарию, где училась сестра. Роман участвовал в подпольных кружках в Каменец-Подольске, а потом был членом дружины еврейской самообороны в Одессе во время погромов 1906 года, подвергся аресту, тоже сидел в тюрьме, но затем был оправдан».
По словам Майи Романовны, у ее отца были необыкновенно теплые отношения с родителями и сестрами. «Будучи еще студентом и младшим по возрасту, Роман заботился о Софии, начинающей актрисе. В письме от 4 ноября 1912 года, содержанием которого являются его усилия обеспечить сестре материальную помощь, он пишет: «Сонюся, не беспокойся, о тебе заботится и не перестает думать твой брат». В другом письме того же периода: «Я думаю вначале о тебе, а потом о себе». Впоследствии с ним жила их больная мама, к которой он проявлял внимание и заботу и делал все возможное для ее лечения».
В декабре 1912 года Роман Кригсгабер окончил Демидовский лицей, защитив работу «Право амнистии», и получил степень кандидата прав и золотую медаль. «Как еврей он не мог рассчитывать реализоваться на государственном поприще и стал юрисконсультом», – пишет Майя Романовна. С 1913 по 1918 год он работал заведующим отделом донецкого топлива в Московском обществе взаимного кредита.
В первые послереволюционные годы Роман Семенович жил и работал в системе потребительской кооперации и часто ездил в командировки в Харьков и другие города Украины. В 1918 году он, как следует из его показаний, был арестован белогвардейской разведкой по подозрению в принадлежности к коммунистам, около двух недель провел в каторжной тюрьме, но позже был отпущен на свободу.
Живя в Харькове, Кригсгабер познакомился с Семеном Зельдичем и принял его на работу в одно из учреждений системы промкооперации, где он сам занимал руководящую должность. Позже он перебрался в Москву и продолжал работать в системе потребительской кооперации. Все эти годы он поддерживал знакомство с Семеном Зельдичем, который стал заведующим Ленинградским отделением латышского культурно-просветительного общества «Прометей». Эта общественная кооперативная организация, созданная в 1924 году, взяла на себя заботу о развитии латышской национальной культуры и просвещения в Советском Союзе. В состав общества входили латышские клубы, библиотеки, издательство, четыре театра и многие другие культурно-просветительские учреждения.
В середине 1920-х годов он писал в анкете: «Работу кооперации считаю частью работы по рабочему движению. Кооперация, удешевляя для своих членов приобретение продуктов и товаров, тем самым повышает реальную заработную плату рабочих и улучшает быт рабочих, ведя войну с частным капиталом, кооперация осуществляет смычку города с деревней. В будущем роль кооперации огромна – практическое осуществление социализма. Считаю своим долгом всемерно содействовать укреплению советской власти».
В 1932 году Кригсгабер окончил курсы повышения квалификации юрисконсультов соцпромышленности при Народном комиссариате тяжелой промышленности по специальности юрисконсульт-хозяйственник.
«В 1935 году мой отец женился на моей маме – Доре Александровне Файнштейн, враче-рентгенологе. Я появилась на свет в 1937 году, – рассказывает Майя Романовна. – Брак был удачным. Сохранились письма, полные любви и нежности к маме и ко мне. Отец заботился обо всем, покупал игрушки, спешил сделать подписку на собрание сочинений, которое может пригодиться в школе. На новый 1938 год купил великолепные елочные игрушки, в том числе стеклянные, которые по иронии судьбы пережили всех и всё, даже эмиграцию, и красуются на елке у моих внучек».
В том же 1935 году при посредничестве Семена Зельдича Роман Кригсгабер устроился в общество «Прометей» на должность коммерческого директора. С начала 1930-х годов общество находилось под неусыпным и не всегда доброжелательным наблюдением властей. Претензии к работе и самому существованию общества объяснялись его «излишней» сосредоточенностью на национальной проблематике, а размах деятельности объявлялся несоответствующим малочисленности латышской диаспоры в СССР. Само объединение граждан по национальному признаку казалось советским и партийным чиновникам подозрительным и несшим в себе тайные угрозы. «Прометей» продолжал существовать только благодаря заступничеству латышей, занимавших видные государственные и военные посты. Руководители общества, председатель Карл Данишевский и его заместитель Фриц Берновский, в письмах к Сталину доказывали важность существования общества и возражали против его ликвидации. Однако все эти попытки спасти общество в годы Большого террора, когда разрабатывались и проводились так называемые «национальные операции» по уничтожению представителей разных национальностей, живших на территории СССР, оказались тщетными. В конце 1937 года после выхода оперативного приказа наркома внутренних дел Николая Ежова № 49990 «О проведении операции по репрессированию латышей» в числе восьми категорий латышей и выходцев из Латвии, подлежавших аресту, назывались руководство, сотрудники и члены общества «Прометей» и латышских клубов. Вскоре очень многие из них были арестованы и впоследствии погибли. Карл Данишевский был расстрелян 8 января 1938 года, Фриц Берновский – 19 марта 1938 года.
Не смог избежать этой печальной участи и Роман Кригсгабер. Ордер на его арест был выдан 2 марта 1938 года, а на следующий день сотрудники НКВД явились в его квартиру в Малом Демидовском переулке. 3 марта после обыска Роман Семенович был арестован. На первом же допросе 5 марта он категорически отверг предъявленные ему обвинения в «контрреволюционной деятельности» и «подготовке террористических актов» и впоследствии на многочисленных допросах и очных ставках продолжал настаивать на своей полной невиновности. Вся «доказательная база» следователей строилась на факте работы Романа Семеновича в «Прометее», его знакомстве с другими сотрудниками общества и с людьми, арестованными в рамках латышской национальной операции. Многие из них, не выдержав давления, давали признательные показания против самих себя и против всех, кого требовали оговорить следователи. Именно эти показания и легли в основу обвинительного заключения, в котором объявлялось, что Роман Кригсгабер в своей виновности «достаточно изобличается», несмотря на его категорический отказ от признания предъявленных ему обвинений.
«В качестве документа о характере отца и о его редком самообладании говорят доверенности, написанные им во время ареста на имя своей жены, моей мамы – на квартиру № 15 в доме № 3 по Малому Демидовскому переулку и на дачу в кооперативе «Авиажилстрой», которые были заверены домоуправом Сергеем Шевердяевым. Мне кажется, это уникальные человеческие документы, – продолжает свой рассказ дочь Романа Семеновича. – Конечно, и дачу, и отдельную квартиру мы потеряли».
19 мая 1938 года Тройка НКВД приговорила Романа Семеновича Кригсгабера к расстрелу, приговор был приведен в исполнение 28 мая 1938 года. Ему было 49 лет.
«У меня хранятся десятки писем, которые писали моя мама и тетя Соня во все инстанции и лично вождям на протяжении многих лет. Они писали просьбы о пересмотре дела, о смягчении участи любимого человека, не зная и не подозревая, что он был расстрелян менее чем через три месяца после ареста, – пишет Майя Романовна. – Отписка из военной прокуратуры от 23 мая 1940 года напечатана на бланке прокуратуры и отправлена моей маме по адресу Малый Демидовский переулок № 3, кв. 15 без конверта: бумага сложена таким образом, что адрес отправителя оказался на одной стороне, а адресатa – на другой. Бланк заклеен маркой «Ледокол И.Сталин» с портретами И.Д. Папанина и М.П. Белоусова. У меня имеются три свидетельства о смерти отца. В двух стоит прочерк в графах «причина смерти» и только в свидетельстве, выданном 5 октября 1989 года, написано, что причиной смерти является расстрел, местом смерти – Москва».
В 1956 году Военная коллегия Верховного суда СССР постановила приговор отменить и дело Романа Кригсгабера прекратить «за отсутствием состава преступления». Он был полностью реабилитирован. Реабилитацию инициировала его сестра София Семеновна, поскольку жена, Дора Александровна, врач-рентгенолог и доцент МГУ, умерла в 1949 году, не дождавшись реабилитации мужа.
«Моя мама и тетя хранили вещи отца, его письма, фотографии, документы, книги. До войны еще надеялись, что, может быть, вернется, но известий от него не было. А потом хранили просто как память о любимом человеке, отмечали его день рождения. Я читала эти старые книги, интересовалась старинными фото, документами, думала об отце, о его жизни. Он учил меня стремлению к образованию, культуре, стойкости, ответственности, независимости во взглядах, вниманию к людям, дружелюбию. В чем-то я пыталась подражать ему, повторять его путь. У меня отняли отца физически, но он был в моих мыслях, поступках, участвовал в моей жизни, я всегда чувствовала это. Он помогал мне в сложных обстоятельствах. Я сохранила весь его архив и вывезла с собой в эмиграцию.
Среди книг моего отца были собрания сочинений Ибсена, Уайльда, Гауптмана, Д’Аннунцио, «Этюды о природе человека» И. Мечникова, «Любовь в природе» Бельше и другие. Он любил музыку. Помню большой альбом пластинок записи оперы «Евгений Онегин», пластинки джазовой и танцевальной музыки. Помню, что мама называла среди любимых отцом песню «Орленок». Мама хорошо играла на пианино, она ушла с третьего курса Одесской консерватории, выбрав медицину».
Несмотря на реабилитацию, дело отца Майя Романовна смогла посмотреть только в 2023 году: «Дело моего отца, хранящееся в архиве уже 86 лет, мне отказались показать после реабилитации в 1956 году, а также в 1970-х и даже во время перестройки в конце 1980-х и в 1990-х годах, после развала Советского Союза. Только в прошедшем 2023 году мне удалось увидеть электронную копию дела – за вычетом нескольких склеенных страниц и двух конвертов, содержание которых мне до сих пор неизвестно».
Рассказ и текст дочери Кригсгабера Майи Романовны
Церемония установки таблички «Последнего адреса»: фото
