В 1930-х годах в нижних этажах дома размещалось общежитие для коминтерновцев. Здесь некоторое время жил известный журналист и публицист Михаил Кольцов, однако перед самым арестом в 1938 году он переехал в знаменитый «Дом на набережной». На этом доме по адресу Серафимовича, 2 «Последний адрес» повесил табличку с именем Михаила Кольцова в июне 2016 года.
Согласно базам «Мемориала» по крайней мере двое жильцов дома № 17а по 1-му Самотечному переулку стали жертвами политических репрессий. Одному из них сегодня мы установили памятный знак.
Заявку на установку мемориальной таблички прислал сын репрессированного, Тимофей Фридман. Он же прислал нам текст о своем отце, который мы публикуем ниже:
«Мой отец Фридман Самуил Рафаэл, или как НКВД/ МГБ/ КГБ именовали его — Сам-Рафаэль Яковлевич — родился в США в городе Филадельфия в 1910 году. Его отец был рабочим, затем он занялся мелким бизнесом — торговлей домашней птицей, что впоследствии дало повод следователю НКВД лейтенанту Язеву упорно настаивать на том, что мой отец происходил из семьи торговцев. И что, указав в какой-то анкете, что он происходит из семьи рабочих, отец, тем самым, пытался ввести кого-то в заблуждение. Торговля в пролетарской диктатуре — СССР — считалась презренной профессией, так что, настаивая на торговле, лейтенант Язев пытался внушить отцу некоторый комплекс вины.
У отца было три брата и сестра. Семья переехала в Калифорнию, где отец поступил в Калифорнийский университет в Беркли, который окончил в 1931 году по какой-то гуманитарной специальности, дававшей право, в частности, на преподавание английского языка и литературы, а также биологии. Несколько лет спустя — уже в другом мире — отец сдал экзамены в Московский медицинский институт. Но в последний момент ему, как иностранцу, отказали в приеме.В 1932 году отец уехал в Англию, откуда, пробыв там года полтора, приехал в СССР. Рассматривая с расстояния в более чем полувека траекторию его продвижения к роковому "приговор окончательный и обжалованию не подлежит", невольно хочется где-то эту траекторию подправить, предостеречь отца от непоправимого шага. Но увы… Как говорится, в жизни нет генеральной репетиции.
 Самуил Рафаэл Фридман с женой Полиной Роуз и детьми Тимофеем (вверху) и
Павлом. Полина Роуз была арестована в 1951 году и провела пять с
половиной лет на лесоповале под Иркутском. Фотография 1948 года. |
Войну отец провел в основном в Молотове (Пермь), куда его, как иностранца, выслали из Москвы. В действующую армию, куда он просился несколько раз, его не взяли – опять же как иностранца, к тому же не имеющего военной специальности. Помню его очень расстроенного очередным отказом. В армейские переводчики к союзникам тоже, наверное, он не подошел — там нужны были проверенные, свои люди.
Вернувшись в Москву в начале 1944 года, отец продолжил работать переводчиком и журналистом в "Moscow News", затем в Радиокомитете. Году в 1948-м он перевел "Мистера Твистера" Самуила Яковлевича Маршака. Судя по энтузиазму, с которым он занимался этим переводом, "розовые идеи" все еще роились в его голове. А, может быть, ему просто нравилось писать стихи для детей и работать с Маршаком, с которым он был "двойным тезкой".
Еще из "розовых идей" помню, как родители обсуждали задержку союзников с открытием "второго фронта", уверенно повторяя услышанные по радио соображения и возмущаясь союзниками.
Следующий роковой шаг отец совершил в 1945 году, приняв советское гражданство. Не то, чтобы американское обязательно спасло бы его от НКВД, но могло бы затруднить расправу над ним.
Где-то году в 1948-м какое-то прозрение, кажется забрезжило, а, может, это было предчувствие. Как-то в грозу я пытался заснуть в своей кровати, но вздрагивал при каждом раскате грома. Отец почувствовал это, подошел, чтобы меня успокоить, и объяснил, что бояться надо не грома, а молнии, и если молнию увидел, то она уже не опасна. И что надо считать секунды между молнией и громом и умножать на 300 (300м/сек — скорость звука в воздухе), чтобы узнать, как далеко гроза. И потом он добавил нечто сакраментальное: "Вот вырастешь, пойдешь учиться в MIT (Massachusetts Institute of Technology — Массачусетский технологический институт, один из ведущих технических университетов Америки) и все узнаешь про электричество." Я так никогда и не узнал, что отец имел в виду, но 45 лет спустя мой сын-таки закончил MIT.
Отца арестовали на работе, а домой пришли с обыском. Я сидел в кресле, высовывая рукав с двумя нашивками председателя совета отряда — чтобы ОНИ видели. Но ИМ было наплевать на мои нашивки. Похожий эпизод есть в рассказе Фазиля Искандера. Как-то при встрече в Америке я спросил его, откуда этот эпизод. "Придумал", — ответил Фазиль, хотя отец его тоже пропал в "недрах НКВД".
Моего отца арестовали 24 марта 1949 года. Я винил себя в его аресте. Дело в том, что моя мама тоже приехала из Америки и работала на строительстве Магнитогорского металлургического комбината, который, как известно, строили американцы. Дома у нас была чугунная плита размером с печатный лист, на котором при плавке были отлиты слова: "Выплавлена из первого чугуна гиганта Сталинской Индустриализации Магнитогорского Металлургического Комбината" и барельеф Ленина. С обратной стороны этой плиты в голове Ленина была выемка, в которой удобно было колоть орехи. Обычно я этим занимался, когда никто не видел. Но тут я подумал, что кто-то подсмотрел, что я колол орехи в Ленинской голове, и поэтому... Мне было почти 10 лет.
Этому аресту предшествовал еще один неосторожный шаг. Один приятель отца по Лондону приехал в Москву и позвонил отцу, предложив встретиться. Отец пригласил его домой — в квартиру, где кроме нас жило еще 12 семей. Моя чуть менее наивная мама посчитала это неразумным, но отец сказал: "Я не делал ничего незаконного"... В это время как раз готовился процесс против ЕАК (Еврейского антифашистского комитета), НКВД подыскивал возможные обвинения, и шпионаж очень подходил к теме. Отца обвинили в шпионаже и, судя по протоколам первых допросов, ЕАК хотели через моего отца привязать к шпионажу, но отец никак не был связан с ЕАК, так что эту тему пришлось закрыть. Правдоподобие в НКВД старались соблюдать, подстраховывая себя на случай следующей чистки "органов". Это мало кому помогло, и 12 августа 1952 года руководство ЕАК было расстреляно, хотя открытого процесса инсценировать не удалось.
Моему отцу все равно предъявили обвинение в шпионаже на английскую разведку. Статья 58-6 предусматривала высшую меру наказания, которую НКВД "выпрашивал" у Сталина в короткий период ее отмены. Отец провел 13 месяцев в НКВД, от ареста 24 марта 1949 года до осуждения и расстрела 21 апреля 1950 года. Моя “менее наивная” мама считала его арест ошибкой. Как и свой арест в январе 1951-го.
Нам никогда не узнать, что считали расстрелянные люди, которые хотели участвовать в строительстве светлого будущего. Отец, веря в свою невиновность перед страной, провел в застенках 13 месяцев. По архивным документам видно, как слабеет подпись отца от протокола к протоколу.
Его реабилитировали в 1956 году, но еще в 1997-м, когда я приезжал в Москву, чтобы ознакомиться с материалами, оно хранилось в архивах КГБ.
Что особенно удручает, это то, что все эти следователи-лейтенанты Язевы, и судьи-полковники, и генерал-лейтенанты — если они не попали в очередные чистки аппарата НКВД — спокойно дожили на государственной пенсии свою гнусную, подлую жизнь. Заседание Военной коллегии Верховного суда над моим отцом проходило под председательством лично генерал-лейтенанта Чепцова – председателя Военной коллегии. Чепцов благополучно дослужил до 1957 года, подписывая справки о реабилитации осужденных им ранее людей, и спокойно дожил до 1980 года.
Я не думаю, что Россия сможет избавиться от своего проклятого прошлого, пока в ней не пройдут свои "Нюренбергские процессы". В России же, наоборот, быстрыми темпами идет реабилитация сталинского режима, возвеличение великого менеджера и пр.
При всем этом, пока существует «Мемориал», перед работниками и волонтерами которого я преклоняюсь, остается надежда…»
Церемония установки таблички «Последнего адреса (видео, фото)
Фото: Мария Олендская
| *** |
| База данных «Мемориала» содержит сведения еще об одном репрессированном, проживавшем в этом доме, Ефиме Харитоновиче Шапиро. Если кто-то из наших читателей хотел бы стать инициатором установки ему мемориального знака, необходимо прислать в «Последний адрес» соответствующую заявку. Подробные пояснения к процедуре подачи заявки и ответы на часто задаваемые вопросы опубликованы на нашем сайте. |