Махачкала, улица Оскара, 31
На карте На карте

| 18 ноября 2018

Двухэтажный дом № 31 по улице Оскара был построен в 1920-х годах. В доме жило практически все руководство республики, в том числе нарком просвещения А.А. Тахо-Годи, 1-й секретарь обкома партии Н.П. Самурский, а также многие ученые и театральные деятели, включая основателя дагестанской театральной школы Гамида Рустамова. В народе дом так и называли – «Дом правительства».

«На первом этаже дома были отдельная столовая, швейная мастерская, магазин, это было все закрытое, только для нашего дома. А во дворе для детей гигантские качели. Въезд во двор перекрывали ворота, а у ворот стояли два милиционера», - вспоминала много позже Роза Шовкринская, дочь одного из жильцов этого дома, заведующего отделом культуры и пропаганды Дагестанского обкома ВКП(б) Юсуфа Шовкринского, которому сегодня мы установили памятный знак.


Юсуф Шовкринский, начало 30-х гг.

Юсуф Нажвадинович Шовкринский родился в 1902 году в селе Шовкра Казикумухского округа Дагестанской области. С 1916 по 1918 год Юсуф работал сапожником в Баку, примкнул к революционным кругам, в 1920 году некоторое время работал инструктором Дагестанского революционного комитета (Дагревком). В Гражданскую войну Шовкринский был членом одного из партизанских отрядов Эфенди Махмудова.

В 1921-1922 годах Шовкринский работал школьным учителем в родном селе, тогда же он вступил в ВКП(б), затем – до 1924 года – он работал секретарем участкового исполкома в селе Кумух.

Позже Шовкринский был направлен в Москву, поступил в Коммунистический университет им. Свердлова, который окончил в 1928 году. С 1933 по 1934 год он был директором курсов марксизма-ленинизма, затем - заведующим отделом культуры и пропаганды Дагестанского обкома ВКП(б). 

Кистаман Шовкринская, 1935 год

Как вспоминала много позже его дочь Роза Шовкринская, Юсуф Нажвадинович «вообще был громкий, веселый, мама на него шикала, чтоб не так громко. Возвращался усталый, но приходили гости, и он сразу брал гармонь, устраивал концерты. У нас многие бывали – и свои, и приезжие: писатели Тихонов, Павленко, Луговской. Художник Николай Лаков за нашим столом рисовал эскизы костюмов для «Лезгинки». Был такой танцор, лакец Чукундалав (человек из Чукна), папа его вызвал к нам, и Лаков по его рассказам делал первые наброски. А Тихонов любил, как мама готовила, все просил: «Катерина Измайловна (он ее почему-то так называл, может, имя Кистаман трудное для него было), можно что-нибудь лакское!». Мама смеялась. Она была красавица, изысканно одевалась, хотя папа это не одобрял, считал мещанством. Вот на учителей для мамы тратил деньги, а на наряды нет. У мамы в юности косы были до пола, и к ней приходила специальная женщина расчесывать ей волосы. Когда они переехали в Москву, как-то папа пришел на перерыв и застал ее плачущей. Она не могла расчесаться. Он взял ножницы и отрезал косы. Папа вообще был противником излишеств. Но для книг делал исключение. В его кабинете у всех стен стояли шкафы, набитые книгами. Там были «Человек, который смеется», Драйзер, тома Лермонтова, Пушкина. Арабские книги в кожаных переплетах. А еще он выписал для нас пианино».

10 сентября 1936 года Шовкринского сняли с должности «в связи с поступившими материалами, указывающими на связь его контрреволюционными троцкистско-зиновьевскими последышами Лелевичем (Лабори Кламансон, литературный псевдоним Лелевич – поэт, литературный критик, один из руководителей ВАПП, расстрелян 10 декабря 1937 года за участие в троцкистской оппозиции.- ред.), Томским (Михаил Томский – бывший председатель ВЦСПС, застрелился на своей даче в Болшеве 22 августа 1936 года после публикации в «Правде» статьи, в которой его обвинили в связях с троцкистско-зиновьевским центром.– ред.)». Он был вынужден был перейти на работу в Северо-Кавказский научно-исследовательский институт национальных культур, научным сотрудником.

Юсуф Нажвадинович был арестован 17 февраля 1937 года. На момент ареста у четы Шовкринских было четверо детей: 12-летняя дочь Октябрина, 10-летняя дочь Роза, семилетний сын Марат и пятимесячный сын Гусейн.

«Я очень хорошо помню, как пришли за отцом. Их было трое, они сразу прошли в папин кабинет. Он сказал им: «Идите, я сам приду». Потом нас всех обнял, поцеловал и ушел. Всё, - вспоминала Роза Шовкринская. - А мы, дети, еще ничего не поняли. Вскоре после того, как папу забрали, меня, как отличницу, взяли выступать в Министерстве просвещения на Первомайском концерте. Сначала я танцевала, а потом меня поставили на табуретку, и я читала: «От края до края, по горным вершинам, где горный орел совершает полет, о Сталине мудром, родном и любимом, прекрасную песню слагает народ!». Не успела я эти слова сказать, меня схватил кто-то сзади, понес, открыл двери и вытолкнул. То, что меня выставили, было не так обидно, но подарка-то не дали мне! А подарки были – бумажная сумка с ручками, полная конфет и печенья. Я вышла на улицу и заплакала».

По мнению авторов сборника «Репрессии 30-х годов в Дагестане. Документы и материалы», «Поводом для ареста многих партийных и советских работников. деятелей просвещения и культуры республики послужило их личное знакомство с председателем ВЦСПС, кандидатом в члены ЦК ВКП(б) М. Томским, которое они завязали с ним по своим служебным обязанностям в период его пребывания в 1934 г. на отдыхе, в Дагестане. После смерти М. Томского были арестованы заведующий отделом обкома партии Ю. Шовкринский, секретарь парткома завода «Двигатель» З. Феодаев, директор Дагпединститута И.М. Махмудов, деятель культуры Н.Н. Тутышкин, заместитель директора Манасской МТС Ф.Ф. Гриневич, работник Махачкалинского отделения железной дороги Маевский и др., против которых одним из главных обвинений была выдвинута связь с врагом народа».

Шовкринского обвинили в «участии в антисоветской националистической организации» и «создании троцкистской организации в Лакском районе».

Из отчетного доклада первого секретаря Дагестанского обкома ВКП(б) Нажмудина Самурского (Самурский был расстрелян 1 августа 1938 года по обвинению в «участии в антисоветской организации») на XIV-й областной партконференции 27 мая 1937 года: «Шовкринский сейчас сидит. Он признает свою контрреволюционную работу против линии партии на фронте культурного строительства. Он проводил борьбу против линии партии под тезисом неверия в строительство социализма. Он говорил, что «Дагестан — это особый утес, неприступный для большевиков», говорил о том, что невозможно построить социализм в горах, что это большевистская утопия, отрицал возможность создания культуры национальной по форме, социалистической по содержанию.

Буржуазные националисты и троцкисты на культурном фронте довели дело до так называемых «школьных тупиков». В частности, они запутали вопрос о языке обучения. <…> Саботаж и вредительство в языковом вопросе враги проводили, в частности, в работе института нацкультуры. Они старались доказать, что вообще невозможно решить языковой вопрос в интересах социалистического строительства. Они поэтому делали много контрреволюционных извращений и ошибок в переводных работах института и учебниках. Все это прикрывалось «теорией» ограниченности и бедности дагестанских языков».

Шовкринского продержали в тюрьме больше трех лет. Из воспоминаний дочери: «Папиной сестры муж был сапожником, он шил сапоги надзирателям и через них получал от папы известия. Папа просил «Дайте халву и мясные курзе». Масляная бумага от халвы тонкая, папа по-арабски на ней писал, скручивал в трубочку, засовывал в халву и возвращал халву обратно. Так же и курзе, всё разрезать и проверить они не могли, и он все писал, какие пытки, всё. Он писал: «Таких, как я, всех способных, всех молодых, всех истребляют!» В карцер его сажали, избивали. Мама рассказывала, что, когда он вернул кожанку, у нее спины не было. Месяц его в одиночке держали, кожанка сопрела и отвалилась…»

3 июня 1940 году Шовкринского приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Срок он отбывал в Воркутлаге, где умер в 1943 году (точная дата смерти неизвестна). Ему был 41 год.

«Оказывается, у нас дома собственных вещей не было, стула не было без бирки. Всё казенное. Единственное, что было нашим – пианино «Ленинград». Но и его бы забрали. Только ночью пришел один русский (мама потом говорила, что это тот, кого поставили на папино место) и предупредил. Он был один, кто нам помог, все боялись. Пианино той же ночью вынесли папины братья. И сундук еще вынесли, мама, что могла, туда сложила, книги тоже. А утром пришли. Целую грузовую машину папиных книг увезли. Прямо через окно кипами передавали книги-книги-книги... Нас и близко не пустили, заперли в комнате. Что было ценное, всё забрали. Тот русский дал маме 2 машины. Мы погрузили на одну постель, одежду, на другую сами сели и уехали в Шовкра», - вспоминала Роза Шовкринская.

Старшая дочь Шовкринского Октябрина также была репрессирована. Ее арестовали, в возрасте 15 лет (по другим данным, 17 лет) за то, что она испортила портрет Сталина. Ее осудили на 15 лет лагерей, она отсидела семь лет.

Юсуф Нажвадинович Шовкринский был реабилитирован в 1956 году.

Церемония установки памятного знака "Последнего адреса" (фото)



Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.