Когда-то в здешних лесах охотились русские цари, и уже в XVII веке здесь существовала Сокольничья слобода. С конца века XVIII в. на так называемом Сокольническом поле проводили военные маневры, а в XIX-м поле начали застраивать, по большей части дачами, и постепенно здесь образовалась сеть улиц. Нынешняя 4-я Сокольническая улица до 1986 года была 11-й, всего их 12, но некоторые получили имена героев войны и революции, и нумерация сдвинулась.
Шестиэтажный кирпичный дом № 2 был построен в 1932 году. К 70-летнему юбилею Победы на стену дома было нанесено граффити-портрет легендарного летчика Николая Гастелло – улица его имени находится совсем рядом.
Согласно базам «Мемориала», не мене двух жильцов этого дома стали жертвами политических репрессий. Сегодня на доме появились два памятных знака.
Анатолий Иванович Петров родился в 1900 году в Туле, его отец был мастером на Тульском оружейном заводе. До 1920 года Анатолий, окончивший ремесленное училище, трудился на том же заводе, в 1-й механической мастерской, но, вступив в ряды РКП(б), перешел на партийную работу. Был членом Зареченского райкома, членом Губкома.
В 1923-1924 годах Петров учился в Москве в Коммунистическом университете им. Свердлова, потом вернулся в Тулу и работал агитатором Губкома. С 1924 года он – ответственный редактор тульской газеты «Коммунар». В конце 1926 года Петров стал слушателем Института красной профессуры и скоро окончательно перебрался в Москву. Вскоре к нему переехала жить мать Евдокия Андреевна с младшим братом Михаилом. Сильно пивший отец впал в буйство и покончил с собой.
С начала 1930-х годов Анатолий Иванович работал в группе машиностроения Центральной контрольной комиссии и Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции (ЦКК-РКИ): курировал установку на заводах блюмингов, которые только-только тогда начали производить в СССР. В это время он познакомился с Верой Герценберг, искусствоведом, дочерью известного на всю Москву врача Роберта Лазаревича Герценберга. Ради Петрова она оставила своего первого мужа и вступила во второй брак. В 1932 году в семье родилась дочь Елена, в 1934-м – Ирина.
В середине 1930-х Петрова перевели на работу в аппарат Комиссии советского контроля при СНК СССР, а в марте 1937 года назначили первым секретарем Коминтерновского райкома ВКП(б). Однако на этой должности Анатолий Иванович пробыл недолго – 14 июня 1937 года арестовали его начальника Ивана Михайловича Москвина, видного партийного деятеля, в недалеком прошлом – начальника Николая Ежова, всячески продвигавшего исполнительного подчиненного. Через две недели, 28 июня 1937 года, пришли и за Петровым. Накануне ареста или даже в день ареста, как вспоминает младшая дочь Петрова Ирина Анатольевна, его исключили из партии «за потерю бдительности и связь с врагом народа Москвиным».
Протоколы допросов свидетельствуют о настойчивых попытках следователя выбить из Анатолия Ивановича признательные показания о причастности к «контрреволюционной террористической организации правых», куда один из ее руководителей Москвин его якобы вовлек. По версии следствия, контрреволюционеры готовили покушения на Сталина, Кагановича и Ежова.
С лета 1937 года применение «физического воздействия» к арестованным стало нормой, и Петров, в конце концов, «сознается», что примкнул к организации. Уже 4 июля он пишет «признательные показания». Однако, когда тюрьму посещает секретарь МК ВКП(б) Никита Хрущев, Петров пытается вызвать того на откровенный разговор, просит выслушать его вне камеры и обсудить ход и методы следствия, чтобы разобраться, «какие мы даем показания и почему даем». Естественно, никто ничего «обсуждать» не стал, более того, в следственном деле есть «объяснение», написанное собственноручно Петровым на имя Хрущева 9 июля 1937 года, в котором он оправдывается, что «допустил ошибочные и глубоко неправильные замечания по поводу методов следствия» при посещении Хрущевым его камеры. Можно лишь представить себе, что могло заставить Анатолия Ивановича согласиться написать такое «объяснение». В обвинительном заключении указано, что Петров «пытался возвести контрреволюционную клевету на органы следствия».
И все же по завершении допросов в конце декабря 1937 года подсудимый отказался от своих показаний и виновным себя так и не признал.
Тем не менее 5 февраля 1938 года прокурор подписал обвинительное заключение. Следствие посчитало установленным, что Петров «вел активную борьбу против ВКП(б) и высказывал погромные террористические настроения по адресу руководства ВКП(б) и советского правительства. Будучи вовлечен в контрреволюционную террористическую организацию правых одним из ее руководителей Москвиным, получал от него задания по вовлечению в организацию новых участников из числа озлобленных и контрреволюционно настроенных к ВКП(б) и советской власти лиц. Знал о террористической деятельности организации и разделял террор как метод борьбы с руководством ВКП(б) и советским правительством».
9 февраля Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор – высшая мера наказания с конфискацией «всего лично ему принадлежащего имущества». На следующий день Анатолия Ивановича расстреляли. Ему было 37 лет.
Его жену Веру Робертовну арестовали месяцем позже, в марте 1938-го. Как «член семьи изменника Родины» она была выслана в Казахстан, в Акмолинский лагерь жен изменников родины (знаменитый АЛЖИР), затем была на поселении в Урицке Кустанайской области. Девочек взяла к себе ее мать, профессор-патологоанатом Елена Яковлевна Герценберг. С ними же жила и баба Дуня, мама Анатолия Ивановича, у которой не было никаких средств к существованию. Ирина Анатольевна вспоминает, что, возвращаясь из школы домой и поднимаясь пешком на четвертый этаж, она каждый раз загадывала: вдруг я приду, а папа уже дома…
Елена Яковлевна, будучи решительной женщиной и к тому же ближайшей коллегой академика А.И Абрикосова, добилась приема у А.Я. Вышинского и получила разрешение на свидание с дочерью в лагере – по тем временам случай небывалый. В 1944 году Вера Робертовна получила разрешение на проживание в городе Молотове (ныне – Пермь), куда были эвакуированы родные. Для младшей дочери это было фактически первое знакомство с матерью – расставшись с ней в три года, девочка совсем ее не помнила. В ссылке Вера Робертовна продолжала работать по специальности и преподавать. Примерно через год семья возвратилась в Москву, и Вере Робертовне удалось устроиться на прежнее место работы – в Третьяковскую галерею.
Когда Ирине исполнилось 14 лет и она собралась вступать в комсомол, мама, никогда не говорившая «о политике», никогда даже не упоминавшая о своем пребывании в лагере, впервые рассказала дочери об обстоятельствах ареста отца. Ирине запомнились слова: «Отец ни в чем не виноват. Отец был кристально честный. Но вот по чьему-то навету…». Вера Робертовна продолжала верить в то, что муж жив, и ждала его возвращения.
Ирина окончила школу с золотой медалью, но ее никуда не хотели принимать: МГУ, МЭИ, Горный институт – всюду красным карандашом на ее документах писали: «дочь врага народа». Только председатель приемной комиссии в Московском химико-технологическом институте им. Д.И. Менделеева, просмотрев ее документы, мягко сказал: «К нам Вы можете поступить».
Старшая дочь Петрова Елена училась в 1-м Медицинском институте. В феврале 1955 года, когда она уже заканчивала вуз, а Ирина училась на третьем курсе МХТИ, сестры написали письмо члену ЦК Г.М. Маленкову с просьбой пересмотреть дело отца: «Все товарищи, знавшие нашего отца, говорили о нем как о честном, преданном коммунисте. Он никогда не был ни в каких оппозициях. И сейчас мы хотим знать, справедливо ли отец был осужден или мы можем его считать честным коммунистом. Мы просим пересмотреть дело отца и ответить на наш вопрос, даже если его нет в живых». Ответа они не получили, но в Военную коллегию Верховного суда СССР из канцелярии Маленкова был отправлен запрос – это стало ясно, когда начался массовый процесс реабилитации.
После ХХ съезда Вера Робертовна не решилась заниматься реабилитацией мужа. Инициативу проявили дочери, все бумажные хлопоты взяла на себя Ирина. Правда, в прокуратуру на улице Воровского они ходили за какими-то справками с матерью вместе, но Вера Робертовна ждала дочь внизу на лавочке. Когда Ирина вышла, на той не было лица. «Вот так люди входили и не возвращались», – сказала она. Только посмотрев фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», Вера Робертовна стала изредка делиться с дочерьми воспоминаниями о годах репрессий.
Анатолия Ивановича Петрова реабилитировали в июне 1956 года. Месяцем позже был реабилитирован Москвин, расстрелянный 27 ноября 1937 года по обвинению в «шпионаже и участии в масонской организации».
Ирина получила справку о реабилитации, свидетельство о смерти – якобы от воспаления легких. Вера Робертовна так и не узнала действительной причины и даты смерти своего мужа, поскольку эта информация стала доступна только в 1990-е годы, а она в 1988-м умерла.
В статье использованы материалы программы «Мемориала» «Женская память» – воспоминания дочери А.И. Петрова Ирины Анатольевны Золотаревской.
Документы следственного дела А.И. Петрова
Андрей Васильевич Музанов родился в 1892 году в селе Богородском Пензенской губернии. К моменту ареста он работал кочегаром Метростроя.
Андрея Васильевича арестовали 4 апреля 1934 года. Через три месяца, 15 июля, Музанов был обвинен в «шпионаже, проведении диверсионных актов и участии в контрреволюционной организации».
Репрессии на предприятиях Московского метрополитена начались еще на этапе его проектирования. Проектировщиков обвиняли в неудовлетворительных темпах разработки документации, растрате народных средств, нарушениях отчетности и пр. Многих из них арестовали в 1930 году, и строительство метро было отложено. Однако транспортные проблемы в Москве заставили Политбюро вернуться к этой идее, и в конце 1931 года строительство все-таки началось. А репрессии продолжились.
Весной 1933 года начался процесс над инженерами английской фирмы «Метро-Викерс», которая поставляла электротехническое оборудование для первой линии Московского метрополитена. Шестеро англичан и их русские «пособники» были обвинены в шпионаже и диверсиях, якобы совершенных по заданию английской разведки. В дело вступила дипломатия, и, несмотря на то что англичане действительно передавали на родину некие общие сведения о состоянии советской экономики, отдельных отраслей промышленности и прочие данные, британские подсудимые отделались мягкими приговорами, и даже те, кто получил реальные сроки, в скором времени были высланы в Англию.
Кочегару Музанову повезло меньше. Через девять дней после оглашения приговора, 24 июля 1934 года, он был расстрелян. Ему было 42 года.
Аварии и травмы были довольно частым явлением на метрополитене: не хватало специалистов, профессиональной рабочей силы (для строительства метро было мобилизовано огромное число полуграмотных людей), плохо соблюдались инструкции, условия труда были ужасающими. В архивах ФСБ, возможно, остались следы конкретной «вины» Андрея Васильевича Музанова, но в принципе это могло быть все что угодно: одна лишняя лопата угля уже могла считаться диверсией.
Андрей Васильевич Музанов был реабилитирован в 1956 году.
Церемония установки памятной таблички "Последнего адреса": фото,
видео 1 - Анатолий Иванович Петров, видео 2 - Андрей Васильевич Музанов
